«Это превосходно! — Фрейд вскочил и начал от возбуждения мерить шагами комнату. — Теоретический смысл ошеломляющ! И совершенно не противоречит теории Гельмгольца. При устранении избыточного церебрального электрического напряжения, являющегося причиной симптома, посредством эмоционального катарсиса симптомы реагируют соответствующим образом и быстро исчезают! Но ты такой спокойный, Йозеф. Это грандиозное открытие! Ты должен опубликовать информацию об этом случае».

Брейер глубоко вздохнул.

«Может быть, когда-нибудь я это сделаю. Но сейчас не время. Слишком много сложностей личного характера. Я должен щадить чувства Матильды. Теперь. Теперь, когда я описал тебе мой терапевтический метод, ты можешь представить, сколько времени мне приходилось проводить с Бертой. Скажем так, Матильда просто не сможет оценить всю научную значимость этого случая — или не станет. Как тебе известно, она обиделась на меня из-за того, что я часами занимался Бертой, и на самом деле она до сих пор так злится, что отказывается говорить со мной об этом.

И еще, — добавил Брейер. — Я не могу оглашать в печати случай, который так плохо закончился, Зиг. Матильда настояла на том, чтобы я отказался от работы с этой пациенткой, так что в июле прошлого года я перевел ее в санаторий Бинсвагнера в Крузлингене. Она до сих пор лечится там. Ей было трудно отказаться от морфия, а некоторые ее симптомы, например, ее неспособность говорить по-немецки, возобновились».

«Даже если так, — Фрейд постарался уйти от темы гнева Матильды, — этот случай открывает новые горизонты, Йозеф. Это может стать началом принципиально нового терапевтического подхода. Давай разберем его, когда у нас будет больше времени. Мне бы хотелось услышать каждую деталь».

«С радостью, Зиг. В офисе лежит копия резюме, которое я отправлял Бинсвагнеру, — около тридцати страниц. Можешь начать с изучения этого резюме».

Фрейд достал часы. «О, уже поздно, а я до сих пор не услышал рассказ о сестре студента-медика. Ее подруга, которую она просит тебя вылечить при помощи твоего нового лечения словом, — она истеричка? С такими же симптомами, как у Берты?»

«Нет, Зиг, все гораздо интереснее. Это не истерия, и пациент не женского рода. Ее друг — мужчина, который влюблен или был влюблен в нее. Когда она бросила его ради другого мужчины, его бывшего друга, у него началась лихорадка несчастной любви с суицидальным уклоном. Разумеется, она чувствует себя виноватой и не хочет запятнать свою совесть человеческой кровью».

«Но, Йозеф, — Фрейд был явно поражен. — „Лихорадка несчастной любви“! Это же не заболевание с медицинской точки зрения!»

«Моя первая реакция была такой же. Именно это я ей и сказал. Но подожди с выводами, пока не услышишь все до конца. История становится интереснее. Ее друг, который, совершенно случайно, оказался одаренным философом и близким другом Рихарда Вагнера, не желает помощи или, по крайней мере, слишком горд, чтобы ее просить. Она хочет, чтобы я был волшебником. Под предлогом консультирования по поводу состояния его здоровья она предлагает мне тайком облегчать его психологические страдания».

«Это же невозможно! Йозеф, ты же не собираешься браться за это!»

«Боюсь, я уже дал свое согласие».

«Зачем?» — Фрейд снова схватился за сигару и подался вперед, с нахмуренным, озабоченным положением друга лицом.

«Я сам точно не знаю, Зиг. С тех пор как я перестал заниматься случаем Паппенгейм, меня преследует усталость и ощущение бездеятельности.