— Прекрасно.

— Ну вот видите, — сказала она, — я же говорила, волноваться не стоит.

— Но вероятность того, что я что-то забыл, остается? — спросил я.

— Да. И вероятность эта очень велика. Практически равна ста процентам. Боюсь, вам не справиться с этим самостоятельно. Поэтому, если хотите… — Она протянула мне визитку, но я проигнорировал ее жест.

— Так в чем же конкретно эта локальная амнезия может выражаться? В том, что я забуду, как приготовить яичницу?

— Вы просто не вспомните, что когда-то умели ее готовить.

— Полная ерунда, — вырвалось у меня, хотя то, что она сказала, ерундой не показалось.

— Конечно ерунда, если дело идет о яичнице. Или о каких-нибудь коньках. Вот, скажем, любили вы кататься на коньках, и это доставляло вам удовольствие. Теперь вы о них не вспомните, потому что это как раз тот кусочек памяти, который вы потеряли. Вам не придет в голову сходить на каток, потому что в вашей памяти коньки стерты. Ведь большинство наших желаний основано на памяти, согласитесь. Но здесь тоже нет ничего страшного. Потому что однажды кто-нибудь пригласит вас на каток или вы сами решите попробовать, и на льду вдруг выяснится, что вы прекрасно катаетесь. Потому что память — функция ментальная, а тело все помнит, оно память не утратило. Вы понимаете, о чем я говорю?

Теперь я прекрасно ее понимал, и понимал даже больше того, что она говорила. Я уже почувствовал то, что она облекла в слова:

— Конечно, когда речь идет о мелочах, о чем-то явном, о том, что вы можете повстречать в жизни, то память «проснется». Но у каждого человека есть некая потаенная часть, и ничего в реальном мире о ней не напомнит. Вот она-то останется для вас погребенной. И не только она, а все мысли, желания и стремления, которые были с ней связаны.

Я протянул руку за ее визиткой. Она не сразу сообразила, чего я хочу.

— Это можно как-то изменить? — спросил я.

— Гипноз, — развела она руками. — На подсознательном уровне память сохранилась. Ее нужно только извлечь.

— Вы занимаетесь гипнозом? — Я не сумел скрыть прорвавшуюся брезгливость, с которой относился ко всем, кто пытается влезть людям в головы, от цыганок до политиков.

Мисс Большие Очки совсем раскраснелась.

— Я не утверждаю, что вам необходимо пройти сеанс, — сказала она. — Но если вы вдруг почувствуете нечто странное, необычное, испытаете потребность…

Я взглянул на нее с легкой улыбкой, так, как обычно рассматриваю девочек, робко делающих мне недвусмысленные предложения, и она совершенно смешалась.

— Хорошо, — сказал я, помахав в воздухе визиткой, — как только потребность созреет, я — ваш.

В кабинете она осталась пунцовой. Я мог бы поспорить, что исполнение своего профессионального долга далось ей на этот раз нелегко.

Толстяк мой понуро сидел на диванчике и даже не взглянул на меня, когда я шел мимо. Мне стало жаль его, и, хлопнув бедолагу по плечу, я дружески ему подмигнул:

— Слушай, не парься. Хочешь, расписку напишу, что никаких претензий у меня нет?

В его глазах светилась безнадежность:

— Это с потерей-то памяти?

Я развел руками и, решив, что эта абсурдная история слишком затянулась, положил ей конец, направившись к выходу.

С Кирой мы столкнулись на первом этаже и решили, что непременно встретимся на днях обмыть мой переезд.

2

В жизни каждого, как бы стремительно она не неслась, есть моменты, а кому особенно везет, то не моменты даже, а месяцы или годы, когда все идет как по заколдованному кругу.