Она не может оставить его здесь. Даже если она его и вымоет, не факт, что вода смоет ее отпечатки (она имела самое смутное представление об экспертизах). Его надо спрятать. Надежно. Вот только где? В любую минуту здесь может появиться милиция. Соседи могли услышать крики… Хотя какие соседи, когда дом примыкает к лесу с одной стороны и к реке – с другой. Очень автономный, тихий дом у реки. Ближайший дом, такой же одинокий, напоминающий дворец, стоит в километре отсюда. В лесу. Если она выйдет сейчас из дома и в этот момент к дому подъедет милиция, то ее, всю окровавленную, схватят, поначалу не разобравшись, что она жертва (или, на худой случай, свидетель), и обнаружат при ней нож… В сущности, это будет означать приговор.
И что теперь делать? Бросить нож в кусты?
Босая (одну туфлю она решила оставить там, где она их обнаружила – возле трупов, пусть все думают, что ее мертвое тело без обуви вывезли отсюда и закопали где-нибудь в лесу, вторую, залитую собственной кровью, предполагала оставить в машине), она, едва передвигая ослабевшими ногами, выбралась из гостиной (минуя дверь в ванную, куда она так и не рискнула войти из страха наткнуться на труп Романа, который, по ее мнению, мог быть где-то в доме), вошла в просторный холл, выложенный золотистыми плитками и играющий красно-зелено-розовыми бликами потолочных витражей, добрела до входной двери, открыла ее с трудом (она была тяжелая, сверху лакированное дерево, внутри – металл), и тотчас в лицо пахнуло свежестью, лесом, запахами травы и реки. Еще недавно они со Светланой наслаждались этими ароматами… Собирали поблизости от дома землянику, заваривали чай с земляничными листьями.
С чувством, напоминающим радость (если в этом кошмаре вообще уместно это определение), она увидела свой «Мерседес».
Перед тем как сесть в машину, она углубилась в лес, прошла всего несколько шагов, остановилась возле гигантской ели и, сколько было силы, вонзила бандитский страшный нож, вытертый сухим краем юбки, прямо в ствол, собрала с земли хвойные ветки и прикрыла его, как могла, ими. Подумала, что, если станут искать орудие убийства, то наверняка будут смотреть под ноги, на землю. Если вообще решат, что нож где-то здесь.
Открыла ворота, села в машину, достала телефон и отключила его, завела ее и, осторожно разворачиваясь между двумя другими машинами, принадлежащими Светлане и Роману (ей показалось, что даже их машины выглядят мертвыми), выехала со двора и покатилась по узкой лесной дороге, весело играющей солнечными бликами. На шоссе прибавила скорости и через пару километров снова свернула в лес. Ей так хотелось побыть некоторое время в тихом и укромном месте. Где ее никто не заметит. Кроме этого, она должна была хотя бы немного привести себя в порядок. В багажнике машины она всегда держала пару бутылок минеральной воды. Сейчас она этой водой вымоет хотя бы бедра и ноги, отмоет от крови. Что же касается того, чтобы вымыться тщательнее, она должна подумать, стоит ли так торопиться. Ведь это она сейчас, находящаяся в шоке и мало что соображающая, думает, что не будет никакого процесса, что вообще ничего не будет. А вдруг обстоятельства сложатся таким образом, что ей надо будет доказать факт изнасилования? Минеральная вода уничтожит улики. Нет, пока что она не станет мыться. Сделает это после посещения доктора. Вот только где она сейчас найдет доктора, который сумеет держать язык за зубами и который возьмет на себя ответственность скрыть от правоохранительных органов факт изнасилования?
Людмила открыла сумочку и достала конверт. Его прислала ее давняя поклонница с польским именем Ванда и немецкой фамилией Кох. Писем было три, и в каждом Ванда восторгалась ее игрой, желала ей здоровья, благополучия и говорила, что, если ей когда-нибудь захочется отдохнуть на Волге, порыбачить или просто спрятаться от своей известности, она всегда может приехать в маленький волжский городок Маркс, что находится в семидесяти километрах от Саратова, и пожить столько, сколько ей захочется, тем более что дом большой. |