— Ну так что, кто подослал вас шпионить? Сотрудничество может облегчить вашу участь, — теперь этот свет уже не манил его, не вызывал желания дотронуться, но тем не менее, он хотел еще чуть-чуть помучить ее, полностью игнорируя немую мольбу во взгляде, не отступил ни на шаг.

— Я просто потерялась, и все, — Майя не смотрела больше на него. Какой в этом смысл? Он прекрасно знал, что ей некомфортно в этой ситуации, и продолжал мучить, зачем же уповать на его милосердие в таком случае?

— Что-то мне не верится, за сегодня я уже второй раз ловлю вас на шпионаже, — окончание фразы Дэррек практически прошептал на ухо старательно отворачивающейся девушке.

Да, все сработало, она встрепенулась, значит, все-таки не показалось.

— Так что, неужели благородной леди пристало следить из окон за прогуливающимися парами?

Майя ничего не ответила. От нее это и не требовалось, ее роль предельно проста — сгорать от стыда из-за того, что ее застали сначала за подглядыванием, а потом за шастаньем по закрытым для посещения местам.

— Вам понравилась роза, которую я подарил вашей сестре? Она, похоже, была польщена. Как же мало нужно для счастья молоденьким девушкам, не находите? Хотя откуда же вам знать, ведь, правда никто не дарил вам цветы? Даже ромашку? — почему-то ему захотелось уколоть ее больнее, не просто пристыдить, а заставить почувствовать свою ущербность. Почему? Зачем? Объяснить он не мог, да и зачем объяснять? Но ответ на свой вопрос хотел получить. — Правда?

— Вы же сами прекрасно знаете ответ, — Майя понимала, что теперь время ее реплики, но вот откуда такая к ней жестокость — было непонятно. Лучше привычное равнодушие. Как три года назад, как вчера ночью.

— Откуда же я могу его знать? Я ведь не флорист, закупкой букетов не занимаюсь, так да или нет?

Ну что ж, чем быстрее она ответит, тем быстрее эта мука закончится.

— Роза очень красива, достойна моей сестры. А такая как я не стоит и ромашки, — руку герцог убрал, тем самым открыв ей путь для бегства. Она этим незамедлительно воспользовалась. Пожалеть о том, что не спросила дорогу, не успела — за поворотом ее ждала дверь, из-за которой доносились живые людские голоса.

Нет, не такой капитуляции он ждал. Говоря это, не было в ее голосе затравленности, страха или стыда. Гордость. Ях возьми его душу, ему показалось, что она сказала это с гордостью.

***

За ужином леди и джентльмены делились впечатлениями от прогулки. Хозяин принимал все лестные высказывания, касающиеся всего — начиная от убранства дома, изысканности пищи, ухоженности сада, до отборности лошадей — прекрасно понимая, что все сказанное — правда. Так уж сложилось, что с молоком матери, особы королевских кровей, он впитал желание владеть лучшим. Он не мог довольствоваться малым ни в чем, это восхищало окружающих, и усложняло его жизнь.

Удостоверившись, что заблудившаяся, по ее словам, Моль, а именно так ее называли за глаза, на протяжении прогулки он слышал это прозвище несколько раз, вышла из скрытого коридора, Дэррек успел освежиться и вернуться к гостям. Сейчас его раздражало, что Дамиан, который клялся взять организацию всего и вся на себя, вел себя рядовым приглашенным, как бы ожидая, что он, хозяин, даст отмашку на какое-то очередное веселье, чего герцог делать не собирался. А еще его бесила эта самая Моль, которая прекрасно знала, что любой даже просто скользящий по ней взгляд полон презрения, и, тем не менее, сидела прямо, отвечала улыбкой сестре, которая с жаром посвящала ее в какие-то истории.

— Так вот, представь, когда конюх подвел этого жеребца, вороного, настоящий Дьявол! И герцог предупредил нас, что к нему лучше не приближаться, этот самоубийца Гарнер его не послушал.