— Ох, женихи… Зачем мне эти женихи… Ладно, ну хотя бы расскажи мне кого из тех, кто там будет, ты знаешь? Многие ведь среди приглашенных твои ровесники, и даже старше. Три года тому, когда был твой дебют, многие из них тоже были представлены свету?

— Я вряд ли знаю кого-то настолько близко, чтоб рассказать действительно интересные для тебя историю, но, возможно, отвечу на некоторые твои вопросы. Кто тебя интересует?

— Дай подумать… — Соня действительно серьезно восприняла поставленную перед ней задачу, сморщила лобик, пытаясь вспомнить кто же из списка приглашенных интересует ее больше всех. — Сейчас… А, вспомнила, что ты знаешь о Малкомле Маккадамсе? Сыне графа Маккадамса? В детстве они гостили у нас, и я помню, что мальчик был не сильно общительным, но, в отличие от других, его-то я хоть видела, не важно, что почти десять лет назад.

Отвлекающий маневр сработал, Соне настолько было интересно услышать ответ, что она затихла, перестала ерзать, и Майя смогла спокойно заняться прической сестры. Волосы у нее были шикарные — мягче шелка, длинные, пышные, чуть вьющиеся, каскадом спадающие до поясницы. Эх, вот бы Майе такие! Черт с ними, с глазами, пусть голубые, если хоть волосы были бы не белыми.

— Мы были с ним знакомы… Точнее меня ему представили на первом балу, — да, это правда, Майю представили этому молодому человеку, совсем не дурному собой, высокому, возможно, недостаточно мужественному, как их папа, но, в конце концов, какой мужественности ждать от мальчика семнадцати лет? Так вот, ее представили, но кроме презрения в его глазах, девушка не увидела ничего. Хотя нет, потом, когда она вышла подышать на балкон, именно он рассказывал группе девушек, что выводить в свет «это белое недоразумение» — сущее посмешище. Да, это был он. — Я удивлена, что он до сих пор числится в холостяках.

Если для девушки нормальным было выйти замуж в шестнадцать, идеальным вариантом — в семнадцать, практически скандальным — в восемнадцать, и уже скорее немыслимым чудом после, то мужчинам в этом смысле намного проще. И в тридцать они продолжались считаться завидными женихами, и в этом не было ничего зазорного. Удивилась Майя его неженатости лишь потому, что любая семья почтила бы за честь, получить предложение сына графа, и претенденток было достаточно еще в тот, первый год, не говоря о последующих, но он оказался, видимо, крепким орешком.

— Он красив? — что же еще может интересовать шестнадцатилетнюю девчонку.

— Был хорош собой, если за три года ничего не изменилось, то да, красив.

— Умен?

— Наверное, раз не женился до сих пор, значит или очень умен, или, наоборот.

— А при чем тут женитьба и ум?

— Просто, дорогая моя, девушки, заинтересованы в замужестве чуточку больше чем ты, готовы на многие каверзы, лишь бы жених оказался в силках, а он, судя по статусу, эти силки пока что успешно избегал.

— А сестра и брат Киплинги? Не помню, кто они? Маркизы? Как это все сложно…

— Да, маркизы. Он — старший, но, по-моему, во время моего дебюта он еще был мал, значит, ему восемнадцать, она — твоя ровесница. О них я сказать, к сожалению, почти ничего не могу, но отличительная черта их семьи — они блондины.

Соня развернулась, прядь выбилась из прически, придется переделывать.

— Блондины? И девушка тоже? — неподдельная жалость в голосе.