Оттуда она проехала прямо к коммутатору.
Гриффин прошел за ней следом.
Поппи на него не смотрела – она знала, что глаза у нее еще красные от слез. Гриффин стоял, засунув руки в карманы джинсов. Она видела это боковым зрением.
Медленно, с усилием Поппи подняла голову. Когда их глаза встретились, внутри у нее все клокотало. Зачем ты здесь? Разве ты так ничего и не понял? Почему ты не оставишь меня в покое? – пронеслось у нее в голове.
Она не произнесла ни слова. Просто смотрела ему в глаза. И ему хватило наглости заявить:
– Весь твой вид говорит о том, что тебе нужен рыцарь на белом коне в сияющих доспехах.
Поппи взорвалась:
– Ты что, себя, что ли, имеешь в виду? Я… так не думаю. К тому же я все равно не могла бы взобраться на лошадь, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я не могу подняться даже на маленькую горку. Я не могу ходить на лыжах. Не могу танцевать, бегать или даже просто пройтись по улице. И уж конечно, я не могу как следует позаботиться о детях. Вот почему их у меня никогда не будет.
– Ты поэтому плакала?
– И поэтому, и по другим причинам. Причин у меня предостаточно. Моя лучшая подруга в тюрьме, ее дети страдают без нее, ее муж остался один накануне самых важных для его бизнеса недель в году. Я бы с радостью помогла Мике с детьми собирать сок. Но я никому ничем не могу помочь. Я просто ненавижу это кресло!
Гриффин выждал какое-то время, а потом спросил:
– Хочешь поцелуй?
– Вот еще, не хочу!
Он достал из кармана шоколадную конфету в яркой обертке, на которой было написано «Поцелуй», и протянул ей.
Она притворилась, будто с самого начала знала, что он имел в виду.
– Я их тоже покупаю у Чарли. Дюжина поцелуев за десять центов.
Положив конфету обратно в карман, Гриффин отошел вглубь комнаты. Перед камином стоял длинный диван, на который он и уселся.
– Всем нам иногда хочется пожалеть себя.
– И когда же у тебя бывают такие моменты? – спросила она.
– Например, когда я вспоминаю, как одна нечаянная фраза привела сюда агентов ФБР. Я думаю, ты догадалась. Мой брат – агент ФБР. Он как раз занимается нераскрытыми делами. Вернувшись в октябре из Лейк-Генри, я зашел к нему в офис и не мог оторвать глаз от фотографии Лайзы, которая висела у него на стене – так она похожа на твою подругу. Извини.
Его признание потрясло Поппи.
– О боже, – наконец прошептала она, – какими страшными были эти два дня!
Гриффин молчал.
– Что? Не можешь найти слов в свое оправдание?
– Как же мне хочется обнять тебя! Только не знаю, хочешь ли этого ты?
– Я не нуждаюсь в объятиях, – сухо ответила она.
– Я и не говорил, что нуждаешься. Но, может быть, хочешь?
Конечно, ей этого хотелось. Уже так давно ни один мужчина не обнимал ее, по крайней мере по-настоящему – так, чтобы она могла почувствовать себя как за каменной стеной.
Поппи глубоко вздохнула:
– Со мной все в порядке. – Она не могла обсуждать с ним свои переживания. – Значит, это ты рассказал им о Хезер.
Лучше было поговорить об этом, а не о ее личных проблемах.
– Нет, я только сказал брату, что знаю женщину, похожую на Лайзу. Но он хороший детектив.
Его откровенность придала Поппи сил.
– Зачем ты приехал? Если ко мне, то учти: меня прежней нет уже двенадцать лет. А если ты собираешь материал для статьи, я тебе не помощница.
– Наоборот, я думал, что это я могу помочь тебе.
– Неужели? – Она не хотела принимать от него помощь. |