Капитан Глеб отвернулся от Виталика к окну, давясь от смеха.

Тот взволнованно размахивал руками, надеясь очень быстро переубедить заблудшего друга и вернуть его на правильный политический путь.

– Да ты хоть понимаешь, что никаких перспектив у вас нет! У тебя голова-то всегда была дай бог каждому, как Дом Советов твоя голова варила ещё со школы! И чего это ты так всё напридумывал-то?! Да ради бога, ты уж примкни хоть к каким-нибудь сильным, перспективным, тебя же заметят, выдвинут, обязательно выдвинут, Глебка, ты ведь такой! А с этими мелкими партиями… Скоро же вас гонять начнут, неприятностей не оберёшься! С силовиками-то вы, небось, ещё ведь и не договорились? Вот скажи прямо, честно, враги у вас есть? А серьёзные идеологические противники? Ну, такие, чтобы ругались с ними твои эти, как… «остроконечники», ссорились из-за платформы или ещё там из-за чего?

– Мы, остроконечники, так сильно преданы своей идее и своему самому правильному в мире учению, что готовы, например, оскорбить действием даже своего лучшего, но очень любопытного друга, если он начнет чистить вареное яйцо с тупого конца. Мы страшно волнуемся и негодуем тогда по этому поводу. Ферштейн, герр Панасенко?

– Слушай, если ещё будешь так надо мной издеваться, я тебя мухоморами накормлю, в конце-то концов!

С удовольствием глянув на разгневанного друга, Глеб захохотал, не сдерживаясь голосом и широко поблескивая роскошными зубами.

Пару раз глянув на него, заулыбался, зашёлся смешком и Виталик.

– Ладно ты, чего уж там…. Я ведь так и думал с самого начала, что не может быть, чтобы у нашего Глеба не хватило ума не связываться с этими политическими жуликами. А вот как у тебя обстоят дела с криминалами? Ты же крутишься там с финансами, с олигархами, и с отмыванием, небось, как-нибудь нехорошо связан? Или не соблазняли тебя ещё?

Помедлив, Глеб повернулся к Виталику, легко снял с зеркала заднего вида плюшевого медвежонка на ниточке и, покачав им под носом своего любопытствующего оруженосца, нарочито гундосо, «по-церковному», ответил ему.

– Сын мой, с охотой приступай к дневным делам своим, но берись лишь за такие, что ночью не потревожат твоего покоя… Короче, приятель, мне эти фокусы неинтересны.

Виталик назидательно поднял вверх указательный палец и кротко согласился.

– Во-от! Сейчас ты всё правильно говоришь. Я ведь тоже никогда ни в какие бандюковские затеи не лезу, дочек своих берегу…

Заметив, что машина уже подъезжает к поселку, Глеб Никитин осторожно тронул друга за рукав.

– Ты уж извини, Виталик, но придется ещё раз пройтись по твоей нелюбимой теме. У Германа Данилова какие-нибудь серьёзные проблемы по бизнесу случались в последнее время?

– Да, нет, вроде особенно-то он нам не на что и не жаловался. Говорил как-то недавно, хвастался, как всегда, что крыша у него есть местная, ну, как у всех тут, в городе. И вроде не очень злые ребята, нормально всегда он с ними по всем делам договаривался.

– А Назару никто ужасных скандалов по бабской линии не устраивал?

– Ты про Жанку, что ли?

Виталик осёкся, осторожно и виновато повернулся лицом к Глебу. Тот с пристальным любопытством всматривался в новые заводские корпуса за окном машины.

– Не верю, чтобы у него не возникало других вариантов.

– Не-ет, Глебка, что ты! Брось такие вещи зря придумывать-то! И у Назара, и у Германа всё тихо было и в бизнесе, и по жизни никто ничего такого опасного-то за ними не замечал, так, как у всех, как обычно.

– Ладно, следствие продолжается. Ты, дружище, лучше не отворачивай глазки от дороги, на меня-то ещё успеешь насмотреться, гарантирую.