Возможно, он не говорил сам с собой. Он мог говорить с голосами. Иногда он слышит их. Они сказали ему покончить с собой на прошлое Рождество.

— Что ж, — сказала я, поправляя свитер. — Это все. Я просто хотела показать тебе.

— Подожди. — Я поднялась, но Дуглас повалил меня обратно на кровать. — Джесс, — сказал он. — Тебя действительно ударила молния?

— Да. Я же сказала, что всё так и было.

Дуглас выглядел серьезным. Хотя, он всегда такой.

— Ты должна рассказать папе.

— Ни за что.

— Джесс, расскажи папе сейчас же. Не маме. Только папе.

— Дуглас...

— Иди, — он подтолкнул меня к двери. — Или ты это сделаешь, или я.

— Черт, — сказала я.

Но он выглядел забавно с этим своим напористым взглядом и прочим. Поэтому я поплелась вниз и обнаружила папу на своем обычном месте, когда он не был в одном из ресторанов — за обеденным столом. Папа перебирал книги, а телевизор был включен на спортивном канале. Он не мог видеть экран с того места, где сидел, но зато прекрасно всё слышал. Папа выглядел так, словно с головой ушел в книги, но, если переключишь канал, он взбесится.

— Что? — спросил он, когда я подошла. Но не дружелюбным тоном.

— Пап, — сказала я. — Дуглас говорит мне, что я должна тебе рассказать о том, что меня сегодня ударила молния.

Папа посмотрел вверх. На нем были очки. Он взглянул на меня из-под них.

— У Дугласа снова этот случай? — спросил он. Случаем папа называет то, когда голоса Дугласа берут верх над ним.

— Нет, — сказала я. — Это правда. Сегодня меня ударила молния.

Он посмотрел на меня снова.

— Почему ты не упомянула об этом на ужине?

— Потому что был праздник. Но Дуглас сказал, что я должна рассказать. И Рут тоже. Она говорит, что у меня во сне может случиться сердечный приступ. Посмотри.

Я снова оттянула толстовку. Хорошо, что он был выше моей груди, на ключице, а то было бы неловко показывать отцу свой шрам. Папа посмотрел на него и сказал:

— Ты со Скипом снова играла с петардами?

Думаю, что я уже упоминала Скипа, брата-близнеца Рут. Мы с ним когда-то развлекались с петардами.

— Нет, папа, — сказала я. Черт побери, я держусь подальше от петард, не говоря уже о Скипе. — Это из-за молнии.

Я рассказала ему о произошедшем. Папа слушал с очень серьезным выражением лица. А затем сказал:

— Я бы не беспокоился об этом.

Именно это он всегда говорил, когда ребенком я просыпалась посередине ночи и спускалась вниз, чтобы сказать ему, что у меня болит нога, рука или шея.

— Болезнь роста, — сказал он и дал мне стакан молока. — Я бы не беспокоился об этом.

— Хорошо, — сказала я, как и в детстве почувствовав облегчение. — Я просто подумала, что должна рассказать тебе. Знаешь, в случае, если не проснусь завтра утром.

Он сказал:

— Если ты не проснешься завтра, мать убьет тебя. Теперь иди спать. И если снова услышу, что ты пряталась под металлическим навесом во время грозы, я тебя отлуплю.

Он, конечно же, не всерьез. Папа не верит в эффективность порки. По словам мамы, это всё из-за того, что его старший брат, мой дядя Рик, бил его до полусмерти. Именно по этой причине мы никогда не ходим в гости к дяде Рику. Думаю, поэтому папа и научил меня правильно бить. Он считает, что каждый должен научиться защищать себя от всех этих «дядей Риков».

Я поднялась наверх и играла на флейте в течение часа. Я всегда стараюсь сыграть свою партию замечательно во время репетиций с тех пор как однажды утром, ещё до того, как мы с Рут стали ездить в школу на её машине, Клэр Липманн увидела меня с флейтой, и сказала: «О, так это ты», этим многозначительным тоном.