Он приподнялся, но доктор Крей энергично помотала головой.

- Сядьте, пожалуйста, мистер Бишоп. С записью энцефалограмм дело и правда обстоит иначе. Чем запись детальнее, тем лучше. Раньше нам удавалось записать лишь невнятные сигналы десяти миллиардов клеток головного мозга, и эти сигналы сливались в общий фон, заглушавший все оттенки, кроме самых выраженных тонов.

- Как будто десять миллионов пианистов играли каждый свою мелодию где-то вдали?

- Вот именно.

- И вы улавливали только шум?

- Не совсем. Кое-какую информацию мы получали - об эпилепсии, например. Но с лазерной техникой мы начали различать тончайшие оттенки; мы слышим отдельные мелодии, которые играют те самые пианисты; мы можем даже определить, какой из роялей расстроен.

Бишоп вздернул брови.

- Значит, вы можете сказать, в чем причина психического расстройства пациента?

- В каком-то смысле можем. Взгляните-ка сюда. - В другом углу комнаты осветился экран, и по нему побежала тонкая извилистая линия. - Видите, мистер Бишоп?

Доктор Крей нажала на кнопку индикатора, который держала в руках, и одна точка на линии покраснела. Линия двигалась от одного края экрана к другому, и периодически на ней вспыхивали красные точки.

- Это микроснимок, - сказала доктор Крей. - Красные вспышки невозможно увидеть невооруженным глазом и невозможно записать менее точной по сравнению с лазером аппаратурой. Они появляются только в тех случаях, когда у пациента начинается депрессия. Чем сильнее депрессия, тем ярче и заметнее красные точки.

Бишоп обдумал услышанное. А потом сказал:

- И вы можете как-то с ними бороться? Или просто констатируете таким образом наличие у пациента депрессии? Но ведь для этого достаточно просто выслушать больного.

- Все правильно, и тем не менее подробная запись помогает. Мы, например, можем преобразовывать биоволны мозга в слабо мерцающие световые волны и даже в эквивалентные звуковые волны. Мы пользуемся той же лазерной системой, что и вы при записи музыки, и получаем в результате некий смутный музыкальный фон, соответствующий мерцанию света. Я бы хотела, чтобы вы послушали его в наушниках.

- Музыку той самой пациентки, чьи биоволны отражаются этой линией?

- Да, и поскольку усиление звука невозможно без искажения деталей, я прошу вас надеть наушники.

- Я должен одновременно смотреть на мерцающий свет?

- Не обязательно. Вы можете закрыть глаза. Того мерцания, что проникнет сквозь веки, будет вполне достаточно для восприятия.

Бишоп закрыл глаза. Сквозь шум послышался еле уловимый грустный и сложный ритм - ритм, вобравший в себя все печали усталого старого мира. Бишоп слушал, смутно ощущая мигание света, бьющее по глазным яблокам в том же ритме.

И тут он почувствовал, что кто-то настойчиво дергает его за рукав:

- Мистер Бишоп... Мистер Бишоп... Он глубоко вздохнул.

- Спасибо, - сказал он с легкой дрожью. - Меня это раздражало, но я не мог оторваться.

- Вы слушали энцефалограмму депрессии и поддались ее воздействию. Ваши собственные биоволны подстраивались под ритм. Вы чувствовали себя подавленным, верно?

- Всю дорогу.

- Когда нам удается определить часть энцефалограммы, характерную для депрессивного состояния или любого другого психического расстройства, мы ее изымаем, а затем прокручиваем больному всю остальную запись, и его биоволны приходят в норму.

- Надолго?

- Увы, нет. После сеанса может пройти несколько дней. Максимум неделя. Потом приходится повторять все сначала.