Детей будить я не стала. Через два с половиной часа полицейские сложили инструменты в багажник, а в дверь снова робко постучал Роджер.

– Мы закончили. Как я и говорил, ничего не нашли. Жаль, что тебе пришлось это вытерпеть.

– Мне тоже жаль, – ответила я и захлопнула перед ним дверь.

14 августа

– Саймон не умер, – сказала я своему отражению в зеркале. – Он жив. Жив.

Всякий раз, когда меня охватывала хотя бы тень сомнений, я повторяла эти слова вслух, снова и снова. Однако с каждой неделей верить в них становилось труднее.

Я в который раз заглянула в шкафчик: все ли там в порядке? Все ли ждет его возвращения? Бритва, крем для бритья, зубная щетка, расческа, ватные палочки и дезодорант стояли на обычном месте. Правда, толку от них не было, как и от меня…

Закрыв шкафчик, я выдавила улыбку, глядя на измученную женщину в стекле. Может, зря я притворяюсь, что он жив, – только дарю детям ложную надежду и тем самым их мучаю? Я давно перестала ощущать присутствие Саймона, хотя интуиция подсказывала, что он где то рядом, не исчез окончательно. Достаточное ли это основание для веры?

Но какой урок я преподам детям, если откажусь от их отца?

Я просыпалась и засыпала с мыслью о муже и постоянно думала о нем за любыми занятиями. Каждую ночь в постели рассказывала ему о том, как прошел мой день, хоть он и не отвечал. Я верила: где то там, далеко, он ждет, когда его найдут.

Правда, в этой вере никто меня не поддерживал.

Перемены сперва были незаметны, затем друзья стали вести себя иначе. Никому не хватало смелости высказать сомнения вслух, но всякий раз, когда речь заходила про Саймона, люди заметно мялись. Стивен старался не упоминать его, если только дело не касалось фирмы. Байшали неловко теребила темные кудри на затылке и норовила поменять тему. Даже моя верная и надежная Пола – и та глядела на меня как на последнюю дуру, потому что я отказывалась верить, будто муж ушел к другой.

Пола, сама того не зная, обижала меня сильнее прочих. Ближе нее у меня никого не было, а она отказывалась поддержать мою веру.

Может, люди не виноваты и это я слишком много говорю про Саймона? Но почему я должна молчать? Он мой муж и пропал не по своей вине. Почему никто не хочет этого понять?

В конце концов я их всех возненавидела – они отказывались искать Саймона. Я сознавала, что у них своя жизнь, завидовала им, однако их недоверие ранило больнее ножа. Хотелось послать всех к черту. Тем не менее сама я не справилась бы, поэтому топила боль в красном вине. Оно лучше любого друга понимало, что мне нужно.

Я вела двойную жизнь: одной ногой тонула в зыбучих песках, а другой – отчаянно пыталась нащупать опору.

Семейные обеды превратились в пытку. Я старалась расшевелить детей, обещала им развлечения на грядущие праздники, но, что бы ни говорила, все оказывалось впустую. Каждый вечер мы тихонько сидели, гоняя по тарелке куриные котлеты и стараясь не смотреть на пустующий стул за обеденным столом.

В конце концов я вынесла стул в гараж. Не помогло. Теперь мы таращились на пустое место, где он прежде стоял.

2 сентября

Только восьмилетнему мальчику могла прийти в голову настолько гениальная идея – чтобы в два счета посрамить бестолковую мамашу.

– Смотри, что я сделал, мамочка, – гордо заявил Джеймс, сунув мне в руки листок.

Там был криво нацарапан портрет его отца с обещанием награды тому, кто его найдет, – целых пятьдесят центов из карманных расходов.

У меня упало сердце.

– Можно приклеить на окно, – вежливо подсказал сын.

Мне словно дали пинок, в котором я давно нуждалась.

Спустя три месяца после пропажи Саймона Роджер признал, что расследование зашло в тупик.