Изменить размер шрифта - +
От кого угодно. И это самое мерзкое.

Совсем забыла, как сильно могут задеть слова. А знала ли я об этом вообще? Не уверена. Меня злило, что это лишь второй день, а мне уже не хватает воздуха. Меня злило, что Сэм в одиночку терпел все это целых два года. Но особенно меня злило, что я не рассказала о случившемся родителям. Понятно, почему Сэм этого не делал, но мне стыдно по другой причине. Пожалуюсь им – и придется заодно объяснить, каким человеком я была. Нет, не могу. Не могу поступить так с родителями. Нет…

 

Среда.

Сегодня мы сразу направились к другому входу. Я по-прежнему держала Сэма за руку.

Больше я его не отпущу.

– Все будет хорошо, – уверяла я Сэма во время большой перемены. Он ответил мне своей прекрасной улыбкой. Никто не улыбался мне так.

– Знаю.

Я не рассказала ему, что вчера получила с десяток сообщений, в которых меня высмеивали, переделывая под мое имя обидные шутки. Анонимность в интернете, невозможность узнать, кто скрывается за сообщениями без подписи, – все это делало моббинг легче. Быстрее. Он становится всеобъемлющим.

Это ранит. Это ошеломляет. Это изматывает.

Но я не сдамся.

Эти бушующие волны угрожают не только мне, и я проплыву сквозь них.

– Поедим сегодня в столовке? – предложила я Сэму.

Поколебавшись, он согласился:

– Я зайду за тобой после шестого урока.

Сказано – сделано. Сэм ждал меня у класса. Мы вместе спустились вниз и пошли в столовую.

– Тебе туда не хочется, да? – осторожно спросила я. Мы как раз были у входа в столовую.

– Давно там не был, – вздохнул Сэм. – Это… нелегко.

– Мы не обязаны это делать. Ты не обязан. Даже из-за меня, – я прикусила язык. Последние слова вырвались сами собой.

– Нор, о чем ты? Пожалуйста, посмотри на меня.

Я посмотрела. Глаза Сэма светились добротой, нежностью и пониманием, и у меня просто камень с души упал.

– Пойдем внутрь и возьмем что-нибудь горячее. Столовая для всех.

– Звучит не очень убедительно, надо еще потренироваться. Да, Сэм. Столовая для всех.

И мы вошли: ладони вспотели от нервов, сердца бешено колотились. Я стала подозрительной до паранойи – казалось, что с меня не спускали глаз. Скажет кто-нибудь поблизости слово – и я сразу жду оскорбления в свой адрес. Как же… стыдно. Страх возник очень быстро. И от него не избавишься.

Невозможно быть готовым к моббингу, даже если на первый взгляд кажется, что это не так. Для обидчиков это словно игра, правила которой они сами не до конца понимают. Им достаточно восхищения зрителей, чтобы насладиться мгновением триумфа, – они пока не осознают, что за это мгновение еще предстоит заплатить. Такие люди закрывают глаза на чужие страдания, даже если сами испытывают эту боль унижения, даже если она хорошо им знакома. Но те, кто молча наблюдает, кто аплодирует издевательствам… Что движет ими? У каждого есть свои причины, каждый к чему-то стремится и чего-то боится, и так трудно бывает понять позицию всех сторон.

Все сложно. А должно быть очень легко.

Остается только не уподобляться таким людям и вести себя дружелюбно. Раз уж решил быть хорошим человеком, будь хорошим до конца.

 

Четверг.

Закончилась вторая перемена. Еще один урок, и все. А теперь Сэму пора на музыку, мне – на историю.

Последние три дня были очень изнурительными. Я даже не задумывалась, правильно ли я прощаюсь с Сэмом в школе. Обычно мы быстро обнимались или махали друг другу. Но теперь, стоя перед ним, я задалась вопросом: а что вообще между нами происходит? Мы встречаемся? Нет? Если да, прощаться надо по-другому.

Быстрый переход