Кен Кизи. Когда явились ангелы
Джеду – на верховой разведке за рекой
Галахад Задрипанный
…как назвал его судья на процессе – написано позднее, в бегах, в Мексике:
Раньше было пять тыщ долларов – теперь всего пять песо Раньше пену с губ я слизывал – теперь делишки швах Раньше был завален лаврами – теперь торчок облезлый Раньше жил в цивилизации – теперь сижу в кустах.
Кто блистал талантом редким и гремел на целый мир Как чувак, не лыком шитый и хвалой осыпанный Тот преследуем в двух странах да травим ищейками И засужен, как всего-то Галахад Задрипанный.
Галахад Задрипанный – заржавел твой меч суровый? Галахад Задрипанный – вот такая, блин, байда! Утекай, таись, ховайся, до того как свинтят снова Чтобы мучился виною и сгорал ты со стыда.
– примерно так оно все и было.
Выпуль из трезвяка
В казенную гостиницу округа СМ я вписываюсь в своем обычном – кожаная куртка, полосатые штаны и ботинки, на шее болтается серебряный свисток. В лагере разрешают носить уличную ветошь. А цирики в Окружной Каталажке терпеть не могут такого попустительства. Лейтенант Гердер поднимает голову от пишмашинки, видит мой прикид, его и без того каменная морда стервенеет еще. – Так, Дебри. Сдавай все. – Все? Обычно Почетных Лагерников пропускают так – доверяют, что сами сдадут часы, ножики и то-се. – Все. Не хватало еще, чтоб ты в свисток этот свой дул среди ночи. – Тогда выписывайте протокол об изъятии по всей форме. Он не мигая смотрит на меня сквозь сетку, по ходу извлекая строенный бланк из готовой стопки и заправляя его в машинку. – Один свисток, – говорю я, стаскивая через голову цепочку. – С серебряным распятием, припаянным к боку. Он не печатает. – Одна блюзовая гармошка, ми-бемоль. Он только смотрит на меня поверх клавиш. – Да ладно вам, Гердер; вам подавай все, а мне подавай протокол об изъятии всего – свисточки, гармошки, все остальное. Мы оба знаем, что на самом деле меня тревожат две тетради из Почетного Лагеря. – Суй все в лоток, – говорит он. – И что это на тебе за прикид Дэйви Крокета, Дрочила? Сымай. Он выходит из клетки, пока я стаскиваю куртку с бахромой, которую мне сшила Бегема из той шкуры, что мы содрали с лосихи, которую Хулихен сбил, когда ехал с перевала Семи Чертей накануне Всех Душ без тормозов и с битыми фарами. – В лоток. Так, руки на стену – ноги на линию. Ширше. – Он пинает меня в лодыжку. – Помощник Рэк, прикройте меня, пока я досматриваю заключенного. Меня шмонают. Полная программа, фонарик и все дела. Забирают темные очки, носовой платок, щипчики для ногтей, шариковые ручки – всё. Две мои тетради обернуты здоровенной прощальной открыткой, которую Фастино́ мне нарисовал на оберточной бумаге. Гердер сдирает ее и швыряет в мусорную корзину. Тетради же кидает поверх остального барахла. – Мне надо протокол об изъятии, Гердер. Это по закону. – Пока вы у меня в аквариумах, – сообщает мне лейтенант Гердер, – законы тут мои. В голосе нет злобы. И злости. Он ставит меня в известность. – Тогда ладно… – Я вытаскиваю из лотка свои тетради и поднимаю повыше. – Все свидетели. – Показываю их помощнику Рэку и остальному контингенту, что ждет в дежурке. |
