– Но он же все чувствовал?

Он засунул дневник в карман, окинул последним взглядом комнату и прошел мимо меня.

– И сейчас чувствует.

Я поднялся следом за ним по лестнице мимо спален, разрисованных граффити и смердящих краской. Кроуфорд почему-то сумел убедить меня в том, что не поджигал дом Холлингеров, и я, как ни странно, ощутил облегчение. При всех его непрестанных вывертах и постоянно искавшей выход энергии в нем не было ни малейшего следа злобы, не просматривался даже намек на темную, затаенную предрасположенность к насилию, какой непременно обладал психопат, спланировавший убийство Холлингеров. Если и было в этом человеке что-то странное, то лишь бесхитростность и безудержная жажда нравиться, которую он сам воспринимал вполне серьезно.

– Нам пора, Чарльз. Вас подвезти? – Он заметил стоявший на противоположной стороне улицы «ситроен».– Не может быть. Оказывается, вы меня здесь ждали. Откуда вам было известно, что я приду?

– Просто догадался. Сэнджер выехал вчера вечером. Сначала эти граффити, потом…

– Факел? Вы недооцениваете меня, Чарльз. Я тешу себя надеждой, что олицетворяю в Эстрелья-де-Мар силы добра. У меня идея – давайте прокатимся вдоль побережья. Мне очень хочется кое-что вам показать. Вы потом сможете написать об этом.

– Кроуфорд, я должен…

– Пойдемте… Получаса хватит.– Он взял меня под руку, почти заломив ее за спину, и повел к «порше».

– Вам нужно взбодриться, Чарльз. Я вижу, вы страдаете хроническим недомоганием – пляжной скукой; на побережье это весьма распространенное заболевание. Попадетесь в лапы Поле Гамильтон, и ваш мозг перестанет функционировать, прежде чем вы дотянетесь до очередной порции джина с тоником. А теперь за руль.

– Этой машины? Я не уверен…

– Еще бы! Не бойтесь, это просто щенок в волчьей шкуре. Он кусается только от восторга. Возьмитесь за руль, представьте себе, что это поводок, и скажите «сидеть».

Я догадался, что он заметил меня в «ситроене», как только приехал, и что предстоящий безумный рейд на «порше» был утонченной местью. Он ободряюще поглядывал на меня, пока я устраивался на водительском сиденье. Я запустил двигатель, забыв переключить коробку передач на передний ход, и машину рвануло к двери гаража. Я затормозил в поднятом вихре мусора, снова повозился с коробкой передач и осторожно повел эту слишком ретивую машину по подъездной дорожке.

– Хорошо, хорошо… Чарльз, вы просто Шумахер. Приятно побыть пассажиром. Мир выглядит совсем другим, словно видишь его в зеркале.

Кроуфорд сидел, положив руки на приборную доску, наслаждаясь этой безумной гонкой и командуя мне, куда поворачивать по узким улочкам, чтобы выехать на набережную. Его рука то и дело хватала мою, направляя «порше» в объезд сворачивающего мотороллера, и я ощущал силу крупных большого и указательного пальцев профессионального теннисиста – тех же, что оставили синяки у меня на горле. Пальцы неповторимы, их легко узнать. Я сидел рядом с человеком, который едва не задушил меня, а мой гнев уже почти сменился чувствами, в которых я сам не до конца отдавал себе отчет: жаждой мести и желанием выяснить мотивы его поведения.

Он постукивал по обложке лежавшего у него на коленях дневника, забавляясь тем, что я вел его мощную машину на малой скорости и категорически не соглашался лихо выжать из нее все, на что она способна. Когда мы приближались к гавани, я заметил, что все вокруг доставляет ему почти детское удовольствие. Посредственность моих водительских навыков, человек на водных лыжах, скользящий в кильватерной струе катера на водной глади бухты, пожилые туристы, застрявшие на островке безопасности, – все вызывало у него одинаково радостную улыбку, словно на каждом углу перед ним представал новый, пленительный мир.