Я вообще не представляю, как это мы добровольно согласимся поднять руки вверх. Ты, Нат, не робкого десятка, я, смею уверить, тоже, но «Дженерал Атомикс» не наша с тобой частная Империя. Она даже не государство в государстве, и я, честно говоря, этому рад, потому что, получив в свое время в распоряжение мощнейший интеллектуальный потенциал и почти безграничную власть, она может стать тем, чем становиться не должна. Впрочем, это все далекие перспективы, а сейчас, Нат, я хочу, чтобы ты уяснил одно: ты не можешь себе позволить делать резких движений, ты — человек-на-виду. И раз любое твое действие слишком заметно, мы не имеем права включать тебя в какой бы то ни было тайный план. Ты должен честно признаться самому себе, что большая часть твоей энергии пойдет на то, чтобы вилять хвостом, дабы замаскировать нелегальные ходы. А отсюда следует, что и ходов будет мало, и КПД у них будет мизерным.
— Вот! — набросился на него Абрамс. — Ты исходишь из неизбежности конспирации!
— Пока я не могу сказать точно. Слишком быстро развивались события, у меня не было времени обдумать ситуацию.
— Не рассчитывайте, что оно у вас появится, — мрачно сказала Вивьен.
— Верно, Маркус преследует… буквально по пятам, — кивнул поляк. — Даже не представляю, как вас спрятать получше и надолго. Тут, Нат, силами твоей семьи не обойтись. Здесь нужна именно организация — с разветвленной агентурной сетью, с конспиративными квартирами, с собственной автономной системой связи… и вы должны быть стопроцентно уверены в каждой ячейке своей структуры.
Абрамс щелкнул пальцами:
— Эгалитарианцы!
— Хм? — Трембецкий то ли удивленно, то ли с некоторой брезгливостью переспросил: — Ты имеешь в виду Ганноуэя?
— Да. Мне кажется, его стоит проверить.
— Если я верно тебя поняла, папа, — произнесла Лия, — ты предлагаешь обратиться к эгалитарианцам. По-моему, правильно. Я много раз бывала на их собраниях и со многими из них разговаривала, вы же знаете. Я хочу сказать, они действительно полезные люди…
— Очень может быть, — хмыкнул Трембецкий. — Но насколько они готовы к активным действиям.
— Ганноуэй, конечно, стреляный воробей, — улыбнулся Абрамс, — хотя… мы и сами не промах. Ладно. Чертовски рискованная затея, но… — он глубоко и печально вздохнул. — Кто мне скажет, что в наше время не чертовски рискованно?
Трембецкий кивнул с явным оживлением:
— Тогда я немедленно даю команду начинать. Мы соберем информацию, оценим ее и примем решение, как действовать дальше. Наших юных друзей пока оставим в этом доме. Но чем быстрее мы подберем им более надежное убежище, тем больше у нас будет шансов на успех.
— Согласен, — Абрамс повернулся к Коскинену и Вивьен. — Прошу извинить, что приходится так резко прерывать нашу беседу, но вы должны понять, какие помыслы нами движут. Мы еще обсудим ситуацию более детально. Пока же о вас позаботится Лия.
Трембецкий подошел к генератору, который Коскинен демонстрировал слушателям в подтверждение своего рассказа, очень осторожно приподнял его, оглядел, столь же осторожно положил обратно, прищелкнул языком и вышел из комнаты. И почти сразу за ним последовал Абрамс.
— Вы доедайте, — сказала Лия, — а я пойду распоряжусь насчет комнат. Скоро вернусь.
Коскинен почувствовал, как возвращается хорошее настроение. Вкусная еда, крыша над головой, ощущение силы и компетенции людей, встретивших его в этом доме, плюс — таблетка стимулятора, — что еще нужно для счастья?
— По-моему, — произнес он, уплетая за обе щеки, — мы вышли на финишную прямую. |