У тебя есть карманные деньги? Судя по твоей одежде, вы далеко не из бедных.
– Есть…
– Ну и купи ему игрушку. Я знал одного сорокалетнего мальчишку, которому подарили железную дорогу, игрушечную, конечно. Так он два года мастерил из папье-маше горы, реки, мосты и тоннели строил. И у него не оставалось времени на всякие глупости.
– Ты думаешь, что у меня и в самом деле получится сделать его хорошим мальчиком?
– Не сомневаюсь. Видишь ли, я вижу будущее, уж извини за тавтологию.
– А что такое тавтология?
– Ну, это когда в одной реплике повторяют близкие по значению слова. А я сказал: "Видишь ли, я вижу".
– А что у меня получится?
– Я же говорил. И ты говорила.
– Повтори, я хочу хорошо запомнить.
– Ну, пройдет совсем немного времени, и твой папа будет относиться к тебе как к любимой мамочке. А твоя мама поймет, что ты – настоящая женщина и будет к тебе внимательнее. Ты тоже станешь другой. Ты почувствуешь себя доброй волшебницей. Если, конечно, ею станешь.
– Как это если?! Что все это может не получиться?
– Конечно! Ты думаешь, приручение людей – это такое же дело, как нажимать на кнопки? Нажмешь – музыка включиться, нажмешь еще – выключится? Не-е-т, это гораздо сложнее.
– А откуда ты все это знаешь?
– Я этому учился, книжки разные читал…
– А зачем? Почему просто не работал и просто на море не ездил шашлыки жарить?
– Я хотел, чтобы не было несчастных детей, я хотел, чтобы родители любили своих детей, и чтобы их не рожали, если в сердце нет любви, если нет желания сделать их лучше, счастливее себя. Но у меня ничего не получается, никто меня не слышит. А что поделаешь? Люди хотят делать карьеру, а рожают детей, люди хотят жить беззаботно, а рожают детей… Люди, наконец, совсем не знают, что такое ребенок, а делают детей…
– Ты, наверное, плохой волшебник, если у тебя не получается такие простые вещи.
– А я и не спорю. Посмотрим, что из тебя получится. Ты не знаешь, что такое люди. Многие из них забились каждый в свою щель, напихали в них телевизоров, холодильников, ковров, автомашин и сидят в них, сидят с удовольствием, хотя от их пола до их потолка – один миллиметр.
– А ты злой… Вова так о людях не говорит.
– Да, злой! Знаешь, сколько я от них получил? Вот перед отъездом говорил с дочерью о том, что дети умнее своих родителей, потому что только-только залазят в свои щели. Так что? Она устроила мне истерику и выгнала.
– Ты глупый. Разве можно говорить детям такие вещи? А истерику устроила, потому что тебя любит. И маму любит, но чуть-чуть больше, потому что она слабенькая.
– Я знаю. Давай спать ложиться. Я тебе постелю, а сам посижу, подумаю.
– Ты наверно вина хочешь попить? Я видела бутылку в твоем рюкзаке.
– А можно? Ты не подумаешь, что я алкоголик?
– Не подумаю. И не забудь на ночь зубы почистить.
– Хорошо, почищу. А ты?
– Сейчас пойду. Ты меня проводишь к морю?
Они пошли на берег, девочка почистила зубы, отойдя в сторону, пописала. Через час она, завернутая в одеяло, спала в берлоге.
На рассвете пошел дождь, и Смирнову пришлось укрыться с девочкой одной пленкой. Согревшись, он заснул, и она во сне обняла его.
***
Вова нашел их ранним утром. Проснувшись, Евгений Евгеньевич обнаружил, что висит в воздухе, и к его лицу летит кулак размером в пятикилограммовую гирю. Отклонив его левой рукой, он ударил гиганта ногой под коленную чашечку и сразу же другой в одно место. |