| Ее почти прозрачная поверхность была покрыта золотисто-коричневым воском, от которого исходило легкое благоухание меда. – Поистине, – благоговейно прошептал Ури, подходя ближе, – поистине это магия, мастер Просперо! Он словно вот-вот сойдет с пьедестала. Даже лучше гипсовой модели! Мастер Бенефорте довольно улыбнулся. – Тут нет магии, юноша. Чистое искусство, и только. Когда он будет отлит, то прославит мое имя вовеки! Просперо Бенефорте, мастер скульптор. Невежественные болваны, называющие меня просто златокузнецом и медником, будут полностью посрамлены и онемеют в тот день, когда с него на площади совлекут покрывало. «Ювелир герцога»! Ха! Ури как завороженный смотрел на восковое лицо героя. – Я правда выгляжу так? Боюсь, вы слишком мне польстили, мастер Бенефорте! Тот пожал плечами: – Лицо идеализировано. Персей был греком, а не швейцарцем, не в рябинах, точно сыр. Бесценным для меня было ваше тело – как модель. Отлично сложенное, сильное, но без бугристости, столь частой у силачей. Ури притворно задрожал: – Великолепно или нет, но уж больше вы меня не уговорите служить нагой моделью зимой, пока сами сидите, кутаясь в меха. – Так я же следил, чтобы в жаровне было полно углей. А мне казалось, что вы, горные козлы, к холоду не чувствительны. – Когда не стоим на месте. Наши зимы заставляют нас трудиться как следует! А вот застывать, извернувшись точно веревка, это меня доконало. Целый месяц отделаться от насморка не мог. Мастер Бенефорте равнодушно махнул рукой. – Оно того стоило. А теперь, раз вы уже здесь, снимите-ка правый сапог. Меня что-то беспокоит ступня. При отливке статуи я должен буду загнать металл вниз почти на пять локтей. С головами забот не будет, ведь огонь устремляется вверх, но это же должен быть Персей, а не Ахилл, а? Капитан покорно снял сапог и зашевелил пальцами ноги. Мастер Бенефорте сравнил плоть и воск, а потом удовлетворенно буркнул: – Ну, если что-нибудь не получится тут, я сумею исправить. – В этой восковой плоти видна каждая жилочка, – сказал Ури, наклоняясь ближе. – Я готов удивиться, что вы не изобразили мои заусеницы и мозоли, такой он живой. А из глины он выйдет таким же прекрасным в бронзе? Плоть ведь так нежна! – Он запрыгал на одной ноге, натягивая сапог. – Ха! Это я могу показать вам наглядно. Мы только что отлили хорошенькую безделицу из золота. Я сколю глину у вас на глазах, и вы сами увидите, сохранятся ли заусеницы моей статуи. – Ах, батюшка! – поспешно перебила Фьяметта. – Можно я сама его освобожу от глины? Ведь все остальное я делала одна! Конечно, конечно, он ощутит ее заклятие, если возьмет глину в руки, оно же так свежо! – Как, ты все еще шляешься без дела? Разве тебе нечем заняться? Или просто понадеялась еще разок поглазеть на голого мужчину? – Мастер Бенефорте дернул подбородком в сторону своего воскового Персея. – Вы же хотите поставить его на площади, батюшка. И все девицы его увидят, – сказала Фьяметта, оправдываясь. Неужели он заметил, как она подглядывала, пока он лепил модель? У живого Персея – Ури – лицо стало таким, словно это была для него новая и неприятная мысль. Он вновь взглянул на статую, будто собираясь попросить о бронзовой набедренной повязке. – Ну, – мастер Бенефорте снисходительно усмехнулся ее смущению, – ты смелая хорошая девочка, Фьяметта, и заслуживаешь награды за кислое вино, которое выпила на завтрак и тем помогла мне сразить этого Фому неверного, Кистелли. Идемте! – И он повел обоих назад в мастерскую. – Вот увидите, капитан.                                                                     |