— Курган стоял, склонив голову. — Возможно, мне следовало бы оставить это вам...
— Нет. — Звезд-адмирал рубанул воздух рукой. — Ты поступил правильно, адъютант, убрав последнюю взятку Стогггула.
От Кургана не ускользнуло, что звезд-адмирал не произнес полное имя регента, что в его голосе звучала не только ненависть, но и презрение.
Кинннию Морке хотелось, чтобы Далма посмотрела на него, но невидящие глаза смотрели в небо. Под ногами хрустел беломраморный гравий, темный от ее крови. Казалось, будто тело уже погрузилось в землю, став частью аккуратной дорожки, потревоженной жестокостью последних мгновений ее жизни.
Весь парк был окружен кхагггунами из личного крыла звезд-адмирала. Воины с ионными пистолетами наготове стояли спиной к трагедии.
— Что за злая судьба обрушилась на меня, раз я должен был полюбить такую? — Он глубоко, резко вздохнул. — Я виню за это Стогггула. Не только за ее смерть, но и за ее порочность.
— Я — ваша правая рука. Я был бессилен, когда люди регента помешали выполнению вашего приказа арестовать Олннна Рэдддлина. Это бессилие унизительно. Что мне делать, звезд-адмирал?
— Делать? — Киннний Морка посмотрел на Кургана налитыми кровью глазами. Он сам и его кхагггуны были в полном боевом снаряжении. — Ничего. Ты не издашь ни звука, не предпримешь никаких действий. Похоже, глупость регента начинает проявляться. Он насилует и убивает Далму. Отменяет мой приказ посадить Олннна Рэдддлина под замок. Рэдддлин безумен, можешь не сомневаться; но он очень хитер, как часто бывает с безумцами, и убедил Стогггула защитить его. Похоже, я недооценивал перв-капитана... — В глазах звезд-адмирала сверкнул гнев. — Либо так, либо проклятая колдунья, которая всегда рядом с регентом, взяла его под свое мерзкое крыло. — Он сжал кулаки. — Я не прощу этого ядовитой счеттте! Она и вправду отравила разум Веннна Стогггула.
Киннний Морка опустился на колени, коснулся окровавленного темени Далмы.
— Ты не знала, как я люблю тебя... Я никогда не говорил тебе; никогда не показывал тебе. Как я мог? Я кхагггун. Но я любил тебя. Ты оживила что-то во мне. Теперь оно холодно и мертво... как ты, бедняжка. — Он провел кончиками пальцев по ее лбу, по щеке. — Спи же и ни о чем не тревожься. Твои страдания закончились, однако жизнью клянусь, что страдания твоего убийцы только начинаются.
Киннний Морка встал и отвернулся. Сделав перв-капитану Йулллу знак приблизиться, он отдал приказ о погребении Далмы. Йуллл кивнул и быстро ушел. Наступило затишье — время для размышления.
Курган наблюдал за происходящим с отстраненностью, которой научился у Старого В'орнна. Он не испытывал никаких чувств к двум союзникам, ставших врагами, — ни сочувствия, ни верности, ни даже сладости иронии из-за собственной роли в обострении их вражды. Не будучи отстраненным, нельзя быть объективным, говорил Старый В'орнн. А не будучи объективным, нельзя увидеть полную картину. Для такого честолюбца, как Курган, увидеть полную картину было главным.
Когда наконец звезд-адмирал посмотрел на Кургана, он снова стал самим собой.
— Нет, мы позволим регенту и вероломному крыл-генералу Нефффу делать поспешные и необдуманные ходы, пока сами — внутри нашей касты — будем укреплять силы, готовиться к сражению. Если регент хочет войны, то, клянусь вонючей Н'Лууурой, он получит войну!
— Прости меня, отец, — сказал Нит Сахор, — ибо я согрешил.
— Нет греха в том, чтобы следовать своим убеждениям, — ответил тэй с ярким оперением. — Так я учил тебя жить.
— Хорошо это или плохо. — Нит Сахор улыбнулся и протянул руку. |