— Да, да, противопоказана! Я тебя уже сколько раз просила не кормить Усладу и Руслану супермаркетовой дрянью, — запальчиво обличила Юленька своего оппонента.

— Это ее сводный брат, Никита, — шепнул Новиков на ухо Глебу и громко поздоровался с молодым человеком: — Здравствуйте, Никита Андреевич!

Небрежно кивнув Новикову в ответ, Никита продолжал препираться с сестрой:

— Ну хорошо, сегодня собачки обгадились от колбасы, а вчера по какому поводу они испоганили ковер в зале? Лень им было добежать даже до клумбы?

— Не лень, не лень, — стеной встала на защиту болящих Юленька. — Они еще молодые, просто ошиблись. Ковер такой же большой, ворсистый и зеленый, как газон. Вот они и перепутали. С каждым может случиться! И потом… Не стану зря наговаривать, я не видела. Но сердце мне подсказывает: ты и в тот раз накормил Усладу и Руслану какой-то отравой.

— Отравой?! — возмутился Никита. — Первоклассная ветчина — это отрава?! Нет, милая, просто называй своих псин правильно: не Услада и Руслана, а Уся-Руся, причем где попало, в том числе и на ковры!

— Ты… ты… — чуть не лопнула от возмущения Юлия, — ты не только изводишь бедных животных физически, но и унижаешь их морально! А они тоже живые и всё-всё чувствуют! Думаешь, Услада и Руслана не понимают, как ты их сейчас оскорбил? Очень даже понимают, и тебе должно быть стыдно за свою грубость!

Спор брата и сестры прервала горничная. Она уже ликвидировала последствия колбасной аварии под цветами и вычищала совком Брутов «подарок» из низкой цветочной вазы у «внучкиных» ног, куда эстетствующий кот изловчился прикопать свой пахучий клад. Вдруг женщина с визгом бросила совок и, указывая пальцем в сторону «внучкиного» подножья, закричала:

— Ой, глядите, это опять лев!

— Какой еще лев? — удивился Никита, тщетно пытаясь разглядеть в цветочных зарослях царя зверей.

— Нет, не тот лев, что в зоопарке, — поспешила уверить хозяйского сына в своей вменяемости пугливая прислуга, — а совсем другой. Вы, Юленька, его еще как-то называли… Лев… лев… как его? Толстой, что ли? Я забыла…

— Лев Толстой?! — вытаращил глаза Никита. — Ты что, свихнулась?! Где ты видишь здесь бороду?! Впрочем, пообщавшись с моей сестрицей, кто угодно съедет с катушек!

Юлия, сердито взглянув на брата, тоже подошла к клумбе:

— Оксана, я же вам объясняла, это муравьиный лев. Насекомое. И какое отношение он имеет к классику русской литературы Льву Николаевичу Толстому, я не понимаю. Странные у вас возникают ассоциации.

— Вот эту козявку ты называешь львом? — разглядел насекомое Никита. — И стоило визжать? Дай-ка я тресну его совком — и нет проблем!

— Не смей трогать льва! Каждое живое существо есть часть природы и имеет право на жизнь!

— Не надо убивать льва, — поддержала Оксана хозяйку. — Жалко же, пусть живет!

Никита, уже поднявший совок, швырнул его на землю.

— Ты совсем очумела со своей идеей фикс — защитой природы! — укорил он сестру. — То порезала Неллину норковую шубу, жалко ей стало убиенных норок, а теперь и козявок защищаешь, козявкозащитница!

— Лучше быть козявкозащитницей, чем таким бессердечным человеком, как ты!

— Я не бессердечный, а нормальный человек! Это ты все гримасничаешь!

— Очень остроумно! — саркастически похвалила брата Юлия. — А если ты не бессердечный, зачем берешь с собой на прогулку ружье? Стрелять птиц? Я поеду с тобой и буду толкать тебя под руку, чтобы ты не смог в них попасть!

— Я тебе поеду! Я тебе потолкаю!

— А вот поеду! И буду толкать, буду!

Никита безнадежно махнул рукой и направился к лошадям.