Ему приходилось разрушать её детство, шаг за шагом, своими собственными руками, и он ненавидел это. Но выбора не было.
— Может быть, когда нибудь… Но не сегодня…
Спускаться с холма было куда веселее, чем подниматься.
Тёмно-зелёный игольчатый лес казался застывшим, словно стеклянным — ни шевеления, ни звука. Ни жизни.
— Пап, а почему самый густой мох растёт на деревьях со стороны норда?
— Потому что с той стороны на него попадает меньше всего света. Мох не любит солнце.
Девочка попыталась подстроиться под широкие шаги отца. У неё не получалось — через каждые пять-шесть шагов ей приходилось бегом его нагонять.
— А почему тогда в городе мох не рос на стенах ночевальников со стороны норда? Да он вообще не рос!
— Потому что мох любит расти среди деревьев, среди зданий ему плохо.
— Да? А мне вот среди зданий, наоборот, хорошо… А в лесу мне не нравится. Помнишь, ты мне говорил, что я привыкну, когда мы уходили из города? С той поры уже вон сколько времени прошло, почти три цеса, а я всё не привыкла.
— Я тоже, — едва слышно произнёс мужчина себе под нос.
— Пап, — позвала девочка, не услышав ответа, — Я вообще не хочу привыкать. В городе было лучше.
— Было, — мрачно отозвался мужчина. — Пока люди не начали сходить с ума кто как может. Ты же помнишь, что там творилось? А сейчас, когда осталось всего шесть дней, туда вообще подходить опасно.
— Пап, а если через шесть дней ничего не закончится — тогда нам можно будет вернуться?
— Сначала надо эти шесть дней пережить, — после долгой паузы отозвался мужчина.
Он не сразу понял, что девочка за ним больше не идёт. Остановился. Оглянулся.
Айра стояла шагах в двадцати он него, опустив голову. Она плакала.
Мужчина подошёл к ней, привел на корточки.
— Перестань. Ну же, Айра перестань, ты же уже давно не маленькая. Тебе почти четыре эмма, ты уже совсем взрослая. А взрослые не плачут.
— Не хочу быть взрослой, — всхлипнула девочка.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул мужчина, обнимая дочку и гладя её по голове.
— Хочу домой! Хочу опять ходишь в школу! — шмыгала та, уткнувшись носом ему в плечо.
Голос мужчины звучал успокаивающе. Но только голос — не слова, которые он говорил.
— Ты же знаешь, что школы давно закрылись.
— Хочу играть с ребятами на улице!
— Они все давно ушли из города, как и мы. А те, кто остались, спрятались.
— Хочу кататься на колесипеде! На том, который ты мне на день рождения подарил!
— В лесу на колесипеде не очень-то покатаешься.
— Так не честно! Я не хочу, чтобы… чтобы всё кончалось!
— Никто не хочет.
— Пап, — девочка чуть отстранилась и с надеждой уставилась на отца: — Пап, а вдруг в этот раз ничего не будет? Ну, вдруг мы просто побоимся — и всё?
— Мне бы тоже этого очень хотелось, — тихо признался мужчина. — Но ты же помнишь, что я тебе говорил? Что рассказывал на последний Новый эмм?
Девочка кивнула. Она помнила и рассказ отца. Почти слово в слово.
В ночь на прошлый Новый эмм они с отцом ушли из города на холм. Айре очень хотелось посмотреть на стрельбу цветным порохом и запустить свой собственный воздушный шар со свечой внутри. Но отец каким-то незнакомым, "взрослым" голосом сказал ей тогда:
— Не в этот раз. |