А сэр Чарльз, ко всему прочему, умудрился стать руководителем международного проекта по исследованию инопланетных артефактов и вовсю использовал юридические зацепки, чтобы получить право владения на каждый из найденных Пруденс колесников. Новые юристы Эйнджи – старых отправили в отставку – вели арьергардные бои, пытаясь ограничить запросы археолога «Феррари», «Т-бердом», «Карьюмой», продемонстрированными во время расследования, плюс сделали неофициальное предложение предоставить еще полдюжины колесников, если он заберет иск. В случае если Пруденс потеряет права на остальные свои находки, Эйнджи поможет спрятать их так, что никакие законники не найдут.

Тем временем юристы получили от Пруденс срочное сообщение. Если ранее полиция обнаружила лишь мемимал Мозеса, то теперь в районе, где, как известно, охотились гиены, были обнаружены обрывки его одежды. Именно так, как и планировал Карлсон.

В северо-западных предместьях Няньмыня запутанные улочки низкокачественного жилья сменялись ветшающими промышленными кварталами – настоящий лабиринт брошенных складов, загрязненных дворов и покинутого ржавого оборудования. Цепляясь за границы этих руин, раскинулось целое море трущоб – временных домов, слепленных из ворованных панелей, изношенных листов рифленого железа, влажных гниющих циновок и пластмассовых контейнеров из-под химикалий. Здесь в ужасной нищете ютились как одиночки, так и многодетные семейства с десятью или пятнадцатью детьми, целиком завися от милостыни местного бюрократического аппарата, раздаваемой исключительно в рекламных целях, и того, что они сумеют выпросить, украсть или честно, но крайне редко заработать. В Свободном Китае были сотни тысяч таких трущоб, ни один район «страны-муравейника» существенно не отличался от любого другого – по крайней мере, тридцать миллионов бедняков влачили в них убогое существование. Иной раз бригада медиков могла нагрянуть в один из них, справиться с легкими недомоганиями, привить тех детей, которые попались под руку, и смотаться настолько быстро, насколько позволяла профессиональная этика. Это делали не из сострадания, а для предотвращения эпидемий. В Свободном Китае голодали немногие, однако почти каждый недоедал; от болезней умирали немногие, однако почти все были нездоровы. Система, поскольку она действовала, поддерживала жизнь колоссального количества людей, но лишь немногочисленная верхушка получала от жизни удовольствие.

Крысы, наводнявшие заброшенные промышленные корпуса, постоянно совершали набеги на трущобы. А где крысы, там и целые стаи одичавших собак. Городские власти смотрели на них сквозь пальцы, поскольку собаки помогали уничтожать крыс. Голодные собаки могли, конечно, загрызть оставленного без присмотра младенца, но в основном они держались у залива, ограничивавшего область, населенную бродягами. Между собаками и лачугами сохранялась буферная зона в четверть мили шириной. Она служила местожительством для банд беспризорников – главным образом, детей, сбежавших из дома, когда их родители умерли или опустились на самое дно в результате борьбы за выживание. Если обитатели лачуг еще получали помощь от города, то беспризорники – никогда. Бригады медиков считали буферные зоны слишком опасными, чтобы там работать – и не только из-за страха перед инфекциями и дикими собаками. В буферных зонах постоянно ощущалось присутствие голодной смерти.

Луна была в последней фазе, но ее свет едва проникал между высотными зданиями. Подсвечивая одиночной тусклой фарой, бронированный грузовик свернул с улицы в сторону развалин и теперь торил свой путь через захламленные участки разбитой дороги, пока не уперся бампером в стену какой-то лачуги. Машина забуксовала на чем-то скользком, и из нес выбрались четверо; хотя и вооруженные, они не походили на солдат.