Я заметил, как дядька вскинул голову, посмотрел на сестру с выражением, которое находилось где-то посередине между злостью и возмущением, однако, промолчал. Либо он отличается удивительной выдержкой и терпением, чего я вроде за Виктором не замечал, либо просто не хочет поддаваться на ее провокации. Вот это ближе к истине. Просто назло стерве, игнорирует ее выпады.

— Мамочка, а что ж так неожиданно? Вроде бы не планировались твои посещения. Ты отправила старшего сына, надёжу и опору, до осени. Дяде вот написала, чтоб он тут мне устроил испытание на выживание. За каким чёртом…Ой… прости… Откуда такая радость и благодать? Сама вдруг решила объявиться.

— Соскучилась, Жорж. Представляешь? Я же мать. — Светланочка Сергеевна несколько раз хлопнула своими накрашенными ресницами. Знакомая манера строить из себя бестолковую дуру. Ну, уж нет. Теперь этот номер не прокатит.

— М-м-м-м-м… ну, да…ну, да… Мать…

— Настя, Андрей, — Дядька вдруг резко отмер, посмотрел на меня очень странным взглядом, а потом обратился к жене и сыну. — Давайте, на улицу. Пусть поговорят. Им есть, что обсудить, наверное.

Тетка набрала воздуха в грудь, планируя, походу, объяснить вслух, куда и кто может идти. Из семейства Милославских, естественно. На маман она смотрела так, что, если существует вообще возможность проклятия, то Светланочка Сергеевна будет до конца жизни ходить и на ровном месте спотыкаться. Или покроется язвами. Не знаю, как оно там происходит. Прямо ненависть была в Настиных глазах. Сдается мне, если бы не дядька, летела бы госпожа Милославская с порога этого дома кубарем, не успев его переступить.

— Я сказал, выйти всем. — Тихо, но очень весомо повторил Виктор.

Вот умеет он без крика и скандала сделать так, что все по струнке ходят. Кроме мамочки, конечно. Она в ответ на слова брата, высокомерно усмехнулась. Не поняла даже, что дядька вообще-то таким образом проявил уважение к человеку, который оказался в его доме. Кем бы этот человек не был.

Андрюха тут же развернулся и исчез в сенях. Правда, прежде, перед выходом, успел мне улыбнуться одними губами. Это был жест поддержки, типа того. Настя молча сорвалась с места и выскочила вслед за братцем. Виктор ушел последним. Он не посмотрел ни на меня, ни на сестру.

— Что за представление? — Как только закрылась дверь, маман тут же напряглась, вывернулась из моих сыновьих объятий и отскочила в сторону. — Ты в лучшие времена столь горячей любви ко мне не проявлял. Деревенский воздух так влияет? Знала бы, отправила сюда раньше. Глядишь, вел бы себя иначе.

— Да ладно… — Я тоже отошёл от змеюки, опасаясь, что на меня попадет ее яд. — Странно. Интересно, почему родной сын так плохо к тебе относился… А-а-а-а-а-а-а… Наверное, мне просто не за что любить Вас, Светлана Сергеевна.

— Ты не заговаривайся! Совсем обнаглел. Вообще-то, я — твоя мать!

— Ой, давай только без вот этого: «Мучалась, рожала, дала жизнь…» Хорошо? Очень сомнительная причина для любви, тот факт, что ты — моя мать. Скорее минус, чем плюс.

Милославская замолчала, очень внимательно, пристально, глядя мне в глаза. Такое чувство, что она пыталась за эту минуту увидеть, что творится у меня внутри. Напрасное занятие, конечно. Я и сам этого не знаю.

— Ты изменился… — Выдала она вдруг. Тон у маменьки был задумчивый, философский.

Честно говоря, вообще не парился насчет своего поведения. Настоящую причину один хрен никто никогда не узнает.