Изменить размер шрифта - +
В верхней трети полотна фигура трансформировалась во вспышку света со всем, богатством красок и оттенков Шагала и первозданной силой Ван Гога. Создавалось впечатление, что Фориер смешивал свои краски с фотонами. Несмотря на жуткие образы и силу экспрессии, картина тем не менее вызывала необыкновенное ощущение умиротворения и гармонии. Это было трудное путешествие с прекрасным концом.

– Потрясающе, мистер Фориер, – сказала Денбери.

– Это был всего лишь эскиз, – ответил он.

– Вот так эскиз, – прошептал Гарри, качая головой.

– Но есть ведь и другие картины? – спросила Денбери. – Пожалуйста, скажите, что они есть.

Фориер подошел к своей кровати и устало на нее присел. В его поведении не осталось и следа былого сумасшествия.

– Mon affaire a été préparé au procès…

– Мое дело было очень хорошо подготовлено для суда. Против меня было множество доказательств, хотя я никому не причинил никакого вреда. Я никогда не смогу причинить вред живой душе. Это грех.

– Но почему вы не отстаивали свою невиновность? – спросил я. – Зачем сознались в том, чего не совершали?

– A cru fou, ma vie a épargné, foi été placé dans une cellule tout seul…

– Когда меня посчитали сумасшедшим, то поместили в одиночную камеру. Там все было белым – пол, стены, потолок. Я мысленно смыл с них зловоние и начал на них рисовать. В голове моей рождались такие удивительные образы, такие чудесные находки, что я в конце концов понял: все, что я мог бы нарисовать красками, было гораздо лучше без красок. Без холста. Без кисти. Без зрителей. Здесь я по-настоящему свободен, у меня нет никаких ограничений, и украсть мою работу может только смерть.

– Находясь тут, вы достигли своей цели?

– Стены белые. Пол, потолок – тоже белые. Все белое. Идеальные условия для моего искусства.

Он подошел к стене и начал дирижировать. Нет, не дирижировать… В руках его была не палочка дирижера а кисть художника.

Он рисовал.

– Я уже покрыл своей живописью множество стен здесь. Это долгий процесс. Но я многому научился. – Он кивнул на фотографию, присланную Латрелем. Я уже не грущу о картине, которую забрал Марсден. Она грубая и уродливая по сравнению с моей новой работой.

Я открыл дверь и посмотрел на длинный белый коридор, его пересекали другие коридоры, где располагались комнаты местных обитателей, комнаты для свиданий, кафетерий.

Все было белым как снег.

Я шагнул в коридор, и Трей Фориер последовал за мной. Гарри и Денбери вышли следом. Я окинул взглядом этот океан белого цвета.

– Расскажите мне о вашей новой работе, мистер Фориер.

– Comme toujours, l'art du moment final…

– Как всегда, это искусство финального момента. С которого все начинается, – перевела Денбери.

Я удивленно коснулся стены.

– И все это находится вокруг нас.

Фориер развел руки в стороны и с детским восторгом принялся кружиться на месте.

– Noms traversons le coeur de Dieu! – рассмеялся он.

Я обернулся к Денбери.

– Он сказал, что мы говорим через сердце Бога.

Ошеломленные услышанным и увиденным, мы все же нашли слова, чтобы поблагодарить Трея Фориера за уделенное нам время и помощь. Оставив его под присмотром охранника, мы направлялись к выходу, когда Фориер окликнул нас.

– Amis! Друзья!

Мы обернулись. На таком расстоянии и под таким ракурсом я не заметил повреждение его лица. Передо мной был самый счастливый человек, которого я когда-либо видел.

Быстрый переход