Коллекция на тахте отвлекла на время наше внимание от кончины Дж. Капусто. Михалу пришлось рассказать, откуда взялась коллекция, что он и сделал, коротко упомянув о скупщике краденого месье Шарле, не вдаваясь в подробности, каким образом склонил упомянутого скупщика продать ему монеты по себестоимости. Зато Михал честно и откровенно признался: приобретя от Шарля монеты, он добавил их к тем, которые еще находились в футляре у Капусты, а футляр без ведома Тересы сунул на дно ее чемодана, надеясь, что она в спешке не заметит футляра и не обратит внимания на несколько потяжелевший чемодан. Не до коллекции было Михалу Ольшевскому — надо было продумать, как нелегально провезти через границу сахарницу Станислава Августа. О своей контрабандной деятельности Тереса узнала только по эту сторону границы, когда они с Михалом ехали в такси из варшавского аэропорта Окенче на квартиру мамули.

Но вернемся к главной теме. Взволнованно, сумбурно, перебивая друг друга, поведали наши посланцы о страшной гибели преступника и нашего конкурента Джона Капусто. Вместе с ним погибла и последняя надежда на то, что удастся отыскать наши фамильные сокровища. Слабым утешением явилась сама нетипичная, можно смело сказать — уникальная кончина.

Вот тогда Люцина и произнесла свое категоричное «Не верю!»

— А я верю, — возразила я, — и поверю в самые невероятные явления, связанные с фауной. С тех пор, как на варшавском ипподроме в одном из забегов вместе с лошадьми финишировал кот, я поверю всему на свете!

— Как это кот? — изумилась тетя Ядя.

— А вот так — самый обыкновенный кот. Да вдобавок в цветах конюшни Козенице, черно-рыжий. Мчался, как дьявол, того гляди, всех коней оставит за собой. Козеницкий жеребец как раз шел в хвосте, возможно, кот решил спасать честь конюшни. Это видели тысячи людей.

— Ив кота не верю! — упорствовала Люцина, но уже с меньшей энергией.

Я обиделась.

— Хочешь, дам тебе телефоны людей, которые вместе со мной наблюдали это явление? Позвони, убедись! Правда, мы так и не знаем, кто тогда пришел первым, потому что смотрели только на кота. Хоть сто телефонов дам!

— Я тоже! — подхватил Михал Ольшевский. — Сто не сто, но телефон цирка в Париже, где произошло это прискорбное событие, могу дать — звоните, проверяйте! Я на всякий случай записал. Не потребуете же вы, чтобы в доказательство я вам прихватил зуб тигра…

— А что, он сломал об Капусту зуб? — поинтересовалась мамуля.

— Насчет зубов не скажу, кажется, не сломал. Во всяком случае, после этого тигра я и в кота поверю!

— А что вообще кот делал на ипподроме?

— Живет он там. Мышей ловит, — объяснила я. — И не один. Видела я там как-то кота в цветах конюшни Либартово, в черно-белую клетку. Вернее, кот не был в клеточку, просто черно-белой раскраски, а в клеточку — лошади. Вернее, не лошади, а жокеи…

— Ну уж в лошадей в клеточку я ни в жизнь не поверю! — с жаром произнесла Люцина.

— И напрасно! — с торжеством парировала я. — Когда разыгрываются дерби, зады лошадям причесывают в клетку! Знаешь, щеткой зачешут шерсть раз в одну сторону, раз в другую. Издали смотрится прелестно! А у двух лошадей и вовсе в звездочки!

— Господи спаси и помилуй! — в ужасе произнесла Тереса.