Колесо, конечно, не трагедия, у меня в запасе было целых два, да что толку, будь их даже и двести! Возможно, нам с Люциной совместными усилиями и удалось бы открутить гайки, но домкрат установить мы все равно не смогли бы — он сразу уйдет в песок. Под него надо бы подложить большой плоский камень, а найти его в темноте я вряд ли сумею. Электрического фонарика у меня с собой не было.

— И что будем делать? — спросила Люцина.

— А ничего. Подождем до рассвета. В июне ночи коротки. На рассвете я найду камень, а тут, может подвернется какой мужик, и поможет. А пока давай разожжем костер. Разве что ты предпочитаешь пешком вернуться в деревню и там попроситься на ночлег? Не знаю, стоит ли.

Люцина тоже предпочла костер.

— Вот только из чего мы его разведем?

— В лесу полно всяких сучьев. А лес вот он, под боком.

— Э нет, темно — хоть глаз выколи. В такую темь я в лес не пойду! — решительно заявила Люцина.

— Я сама пойду. Как-нибудь ощупью отыщу сухие сучья. В крайнем случае разуюсь и сразу обнаружу шишки. Сиди здесь и жди.

Я не видела, села ли Люцина и где именно, смело направившись по скошенному лугу к лесу, стоявшему плотной и совсем уже черной стеной в нескольких десятках метров.

Пока я ощупью собирала какие-то палки и сучья, взошла луна. Стало немного светлее и не так жутко. Вернувшись к машине, я достала из багажника и надула для Люцины прорезиненный матрас, достала ручную пилку, велела Люцине распилить принесенное мною топливо и разжечь костер, а сама пошла за следующей порцией. Я успела обернуться три раза и совсем освоилась с трассой. Луна светила все ярче, кротовые норы я уже знала все наперечет, и возвращаясь в третий раз с огромной охапкой сучьев, бежала к машине чуть ли не галопом.

Люцина сидела у машины в кресле, устроенном из матраса, и поддерживала чуть теплившийся огонек в нашем костре. Бросив на землю принесенную охапку сучьев, я принялась ломать их и распиливать, чтобы разжечь наконец настоящий костер.

Оказывается, пока я бегала за топливом, Люцина тоже не бездельничала.

— Теперь я все вспомнила! — радостно заявила она. — Мне как раз не хватало только вот такой темной летней ночи и кусочка луны. А когда ты сейчас мчалась по лугу — сомнений не осталось. Тогда он в точности так же мчался, вот только леса не было. Ну и мчался малость быстрее.

— Менфшко? — сразу поняла я.

— Менюшко. Похоже, мчался именно Менюшко. А я уже до того слышала о каком-то подозрительном типе, который шляется по окрестностям и что-то вынюхивает. «Нечего ему тут шляться и вынюхивать», — сказал кто-то. Может, тот, кто как раз и гнался за этим Менюшко. А вот кто гнался — не помню.

— А откуда взялся этот Менюшко и что именно вынюхивал?

— Бели бы я помнила! — с сожалением вздохнула Люцина. — Но почему-то сдается мне, заявился он из тех мест, где жили родичи нашей прабабки.

— Тебе потому так сдается, что не так уж много в твоем распоряжении возможностей выбора — или родные места прадедушки, или родные места прабабушки. А раз посторонний Менюшко появился в родных местах прадеда — естественно, прибыл он из родных мест прабабки. Люцина, на твои воспоминания наверняка повлияли все эти наши бесконечные разговоры о предках, трупе, наших адресах.

Люцина и не возражала:

— Очень может быть. Во всяком случае теперь я вспомнила, — был такой Манюшко и очень не нравился нашим родным.

— А где родные места прабабушки?

— Где-то на Украине, под Луковым, что ли…

— Выходит, этот самый Менюшко тоже заявился с Украины?

— Может быть, за Менюшко не скажу, а вот сестра прабабушки была графиней, это я слышала в детстве, и бабушка в ранней молодости проживала у нее во дворце.