Обиженная Тереса только плечами пожала. Михал Ольшевский, внезапно растеряв всю свою энергию, без сил опустился на кучу камней и схватился за голову, не выпуская из рук старинный документ.

— Езус-Мария! — простонал он. — О Езус-Мария!

Мамуля не могла поверить в случившееся.

— Как это? — недоуменно тормошила она всех. — И это все? А где же остальное?

— Конкурирующая фирма слямзила, — пояснила я. — Холера! А так хотелось увидеть кубок венецианского стекла искусно выточенный!

— Езус-Мария! — шепотом завыл Михал.

Сташек Вельский, стоявший до этого в угрюмом молчании, глянул на Михала, на жалкие остатки наших сокровищ, потом опять на Михала и громко заявил:

— Уж я этой холере сверну шею!

Спохватившись, что не пристало так говорить облеченному властью сотруднику милиции, поправился:

— Сверну частным образом. Во внеслужебное время.

— О Езус-Мария! — твердил Михал, как видно, в своем беспредельном отчаянии позабывший все другие слова.

Зато уж наши бабы наговорили много всяких слов, в том числе и явно лишних. Придя в себя после стресса, мы разразились бурей негодования. Первой жертвой бури стал отец. И правильно! Ведь это он по глупости разрыл колодец. Второй жертвой стал Марек. Тоже правильно! Ведь это он не позволил нам докончить раскоп в тот же день. Представляете? Раскопали бы и сами нашли сундук. Полный! О Боже!! К счастью, ни отец, ни Марек так и не поняли, в сколь великих преступлениях их обвиняют, ибо кричали мы все вместе одновременно, но разные слова. Франек рвал на себе волосы, считая виновным в происшедшем только себя. Еще бы, ведь из-за уборки его урожая мы прошляпили такое сокровище! Люцина вцепилась в сержанта Вельского, как репей в собачий хвост, требуя пояснить смысл его угрозы. Не вынеся приставаний, сержант постыдно сбежал. Марек признал свою вину.

— Давно не выглядел я таким идиотом! — коротко сказал он и последовал примеру сержанта Вельского.

Следственная группа развила бурную деятельность. Только теперь милиция поверила в нашу прабабку и ее наследство, приняла целиком нашу гипотезу, выслушала еще раз всех нас, куда-то ездила, что-то выясняла и сделала множество ценных открытий. Они были так интересны, что несколько притупили горечь разочарования.

Вечером сержант Вельский вернулся и собрал нас для сообщения. Вначале он сделал заявление: он, старший сержант милиции Станислав Вельский считает себя лично ответственным за случившееся. Не говоря уже о том, что принимал личное участие в извлечении старинных документов в подвале Адама Дудяка, это он, сержант Вельский, посоветовал прикрыть разрытый колодец чем-нибудь тяжелым, вместо того, чтобы поставить у колодца милицейский пост.

— Адам Дудяк — мой двоюродный брат и человек порядочный, — сказал Сташек Вельский. — А вот его жена — язва, сущая гангрена! За грош удавится. Мне бы сразу догадаться, что это ее рук дело! Только она могла показать документы одному подозрительному типу, что тут крутился в прошлом году. Звали его Джон Капусто, а словесный портрет точь-в-точь совпадает с вашим прилизанным Никсоном. Пришлось эту заразу Ханю немного прижать к стенке, ну, она и раскололась… Я даже официальный протокол составил.

— Неужели даже протокол? — не поверила я, слишком уж мало времени было у сержанта, но тот, одновременно и злой на себя за допущенное упущение, и довольный сегодняшним достижением, пояснил:

— Зная алчную натуру Хани Дудяковой, я и сыграл на этой ее струнке. Пришел к ней и без обиняков заявил: странно, что пани не продала найденных тогда документов этому самому Капусте.