Изменить размер шрифта - +
Будто кто-то где-то по другому принципу живет. Защищают своих, кем бы те ни были: солдаты, бандиты, семья или односельчане. А там уже в силу собственной чести и насколько прижало. Иная мать готова дочь продать, лишь бы выжить самой. Правда, чаще сама умрет за свою кровь, но и такие попадаются.

«Не верь», «не бойся», «не проси» — правила хорошие. Годные. Другое дело — трудновыполнимые. Мать с отцом еще учили иначе: «Никогда не проси того, что должны предлагать». И дело не в гордости. Сделав это, ставишь себя в подчиненное положение.

«Не сотрудничать с властью», «не признавать вины», «не иметь семьи» и «не работать» превращают таких в отдельную касту. Не нюхали они по-настоящему, что такое власть и что она может с человеком сделать. Может, это у них при дознании пытки запрещены, после суда клеймить не положено. В нашем мире — нормальное явление. С большой буквой «У» по улицам долго не побегаешь.

Но я, собственно, о чем? «Тискать» у него получается изумительно. Чисто образованный фраер. Еще и на разные голоса. Для начала попотчевал историей про деревянного мальчика с исполнением песен. В переводе, конечно, звучит не так складно, как в оригинале. Но все же нечто занятное и справедливое в том тексте имеется: «Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». Или про жадину с хвастуном. Нечто такое мне внушал отец с детства. Ну вот и набежал зверь на ловца. Разобраться бы, какую пользу из него выдоить.

Еще прозвучало про пса и волка, вздумавшего спеть на свадьбе. Такое и пересказать в хорошей компании подойдет. Не особо долго и смешно. Так ему и высказал, на что он надулся и заявил, что в серьезных книгах имеется не только зубоскальство, а еще и некая польза. Я разрешил доказать. Глэн долго думал и начал очередное выступление. Пока было неплохо. Тем более что не приходилось постоянно переспрашивать, как при первом неудачном опыте. Кто такой Супермен, разобраться несложно, а вот происходящее вокруг него и все эти бесконечные автомобили, автоматы и самолеты…

Первая попытка вышла явно провальной. Неудивительно, что он перешел на детские сказки. Я бы не догадался, но язык его — враг его. Сам сболтнул, пытаясь подколоть. Естественно, получил по шее. Без злобы, для порядка и лучшего усвоения правил уважения. Видимо, после этого и перешел к более взрослым байкам.

— Стоп, — резко сказал я. — В прошлый раз ты говорил иначе.

Вид у него стал жалким. Весь съежился.

— Ну. Чего молчишь? Хочешь, врежу для доходчивости?

Это я не всерьез. Хотя и сжимаю кулак для виду.

— Понимаешь, Дик, — сказал он наконец, — я не помню все дословно, но и ты забываешь, о чем вчера говорил.

— Это еще с каких радостей? — искренне удивился я. — Могу повторить все сказанное при мне, если это не разговоры «подай, постучи» или вообще по хозяйству. Ты хочешь сказать… Господи! Ты еще более убогий, чем я думал прежде.

— «Рóман» всегда наполовину импровизация, ибо, слышанный где-то раньше, он частью забывается.

— А частью расцвечивается прямо на ходу?

— Да не могу я помнить дословно триста страниц! Зато прекрасно знаю сюжет!

— Чего?

— Последовательность действий и базовую схему произведения, включая мотивацию персонажей.

— А нормально, не призывая толмача?

— Что за чем идет и почему, — медленно подбирая слова, объяснил Глэн.

— А может, никакой книги и не было? Все выдумываешь на ходу. Лишь бы не работать. За мой счет себе облегчение делаешь, чтобы относился доброжелательнее.

Быстрый переход