Изменить размер шрифта - +
Дневной зной с почти постоянным ветерком быстро испаряли влагу. Оставалось смести тонкий белесый налет в совочек, и ссыпать в мешок. Для приготовления пищи такое добро не годится – горчит. А улов засолить перед тем, как развешивать на просушку, – нормально.

Кроме того, на песчано-галечном пляже, обнажающемся в отлив, оставались рыбешки, членистоногие, моллюски и другие обитатели морского дна. Тут кормились птицы и редкие в этих безжизненных местах береговые жители. В хорошую оптику, на приличном удалении то места своего обитания, он не раз замечал старых знакомцев – шакалов. Эти, правда, попыток "сближения" не предпринимали. Толи учли "опыт" своих более рьяных соседей, толи ели досыта.

В море он забирался в отлив. Прибрежная полоса отсекалась рифом, и вероятность подвергнуться нападению акулы была невелика. Ласты, маска и акваланг позволяли пользоваться богатствами океана почти без ограничений. Пять видов водорослей оказались съедобными, а способы их приготовления легко нашлись в массивах информации, предоставляемых здешней, не слишком обширной сетью. В общем, потребности одинокого едока за счет местных возможностей удовлетворялись легко.

Кроме того, Витян предполагал завести себе огород. В этой теплой местности нужна была только почва и вода для полива. Ну что же, он и это предусмотрел, собираясь сюда. Шланг толщиной в палец, погружной насосик, и двужильный провод у него припасены. Оставалось проложить трассу, упрятав ее под камни параллельно с тропой, по которой он носил воду из реки. Водопровод заработал сразу, едва подал питание. Один литр в минуту – паспортная производительность аквариумной перистальтической помпы – его вполне устраивала.

Дрова он вылавливал из реки, бросая веревку с кошкой на конце. Распиливал, давал просохнуть, носил под навес. Тут и топливо для конвертора, на случай если облачность не позволит получать энергию от фотоэлементов. И угольков нажечь для мангала или барбекю. Да и для металлической печки, на которой готовил. Запасы сухого спирта у него неслабые, но и им есть предел. В общем, от Робинзона отличался только тем, что свое одиночество тщательно спланировал и обеспечил материально.

Без общения, конечно, было скучно. По вечерам, когда прохождение радиоволн и уровень помех позволяли, связывался по рации с другими группами людей. Болтал о пустяках. Рассказывал и слушал анекдоты, расспрашивал о новостях. До ближайших соседей было двести семьдесят километров по прямой. В гости не просился и к себе не зазывал.

Понемногу разминался с гантелями и эспандерами. Читал, обходил окрестности, регулярно осматривал в сильную оптику гладь океана и побережье. В общем, занимал, как мог, время, которого имел в избытке.

Попал он сюда, конечно, не по своей воле. Такого глупого стечения обстоятельств даже нарочно придумать невозможно. Сначала Санька из параллельного класса решил отвадить его от Ленки. Это притом, что на эту самую Ленку у Витяна видов никаких не было. Она ему глазки строила, это – да. Но, ведь, без взаимности! Так вот, Санька с двумя друганами в тихом месте устроили "разъяснение" с использованием физических мер внушения. И один из "ассистентов", когда Витян отклонился от удара, не устоял, рухнул, и приложился виском точнехонько об уголок чемоданчика, отставленного в сторонку, чтобы рук не занимал. И больше не встал. Никогда.

А потом на суде Санька со вторым своим приятелем дружно показали, что именно Витян тем чемоданчиком их сотоварища хладнокровно "упокоил". А за такие деяния ответственность наступает в аккурат с четырнадцати. Так что приговорили его к высылке, причем именно сюда. Свидетелей-то не было. Вышло просто – двое против одного.

Вот так, даже без намека на вину попал он в места весьма отдаленные. Правда, перейдя из ведомства управления исполнения наказаний под крыло департамента колонизации, получил адрес – планета с цифробуквенным обозначением – и условия поселения: восемь с половиной тонн вещей по своему усмотрению, объемом не более двадцати кубов в контейнере: два на два с половиной на четыре.

Быстрый переход