|
И все же — решимость эта делала его героем в собственных глазах — авантюра стоила того. Воображение рисовало ему матроноподобную Валькирию; воздух полнился звуками погони и мести. Но на авансцене по-прежнему царила идиллия. Проклятого сыщика, судя по всему, удалось сбить со следа, и, таким образом, хотя бы эту ночь можно будет вздохнуть свободней. А дело надо довести до конца.
И вот в восемь часов вечера в небольшой столовой гостиницы «Викуна» в Богноре наступил решающий момент, и Джесси, раскрасневшаяся, возмущенная, с замирающим сердцем, вновь приготовилась к схватке с Бичемелом — на этот раз последней. Ему удалось обмануть ее — удача была на его стороне: в гостинице он записал ее в книге для приезжих как миссис Бомонт. Пока, если не считать того, что она отказалась зайти в их общий номер и выразила странное желание сесть за стол, не вымыв Рук, она ничем не выдала себя перед официантом. Но обед прошел в довольно мрачной атмосфере. А теперь Джесси решила воззвать к лучшим сторонам его натуры и вслух принялась излагать всякие несбыточные планы своего спасения. Он сидел белый, кипя от злости, — примитивная ярость то и дело прорывалась сквозь его маску светского льва. — Я пойду на станцию, — говорила она. — Вернусь домой… — Последний поезд отошел в 7:42. — Я обращусь в полицию… — Вы не знаете полиции. — Я скажу управляющему гостиницы. — Он выставит вас за дверь. Положение ваше крайне ложно. Здесь этого не поймут — это вне всяких правил. Она топнула ногой. — Ну, так я буду бродить всю ночь по улицам, — заявила она. — Это вы-то, которая ни разу в жизни не выходила одна из дому после сумерек? А вы знаете, на что похожи улицы такого прелестного курортного городка? — Не знаю и знать не хочу, — сказала она. — Я могу пойти к священнику. — Это очаровательный человек. Неженатый. А мужчины, что бы вы о них ни думали, все более или менее одинаковы. И, кроме того… — Что еще? — Попробуйте-ка объяснить теперь кому бы то ни было, как вы провели последние две ночи. Это непоправимо, Джесси. — Негодяй, — сказала она и внезапно поднесла руку к груди. Он решил, что она сейчас упадет в обморок, но она выстояла — только побелела как полотно. — Вовсе нет, — сказал он. — Я люблю вас. — Любите?! — воскликнула она. — Да, люблю. — Ну, ничего, я найду выход, — промолвила она, помолчав. — Только не вы. В вас столько жизни и надежды! Ни темная арка моста, ни черные быстрые воды реки не для вас. И не думайте об этом. Все равно в последний момент у вас не хватит духу, и вы только окажетесь в смешном положении. Она резко отвернулась от него, встала и принялась глядеть в окно на сверкающее море, над которым свет нарождавшейся луны боролся с последними отблесками угасающего дня. Он продолжал сидеть. Жалюзи не были спущены, ибо она просила официанта не закрывать окон. Несколько минут царила тишина. Наконец он заговорил — самым вкрадчивым тоном, на какой был способен: — Ну будьте же благоразумны, Джесси. Зачем нам, людям, имеющим столько общего, ссориться и разыгрывать мелодраму? Клянусь, я люблю вас. Вы для меня — олицетворение всего самого яркого и желанного. Я сильнее вас, старше, я как раз тот мужчина, который нужен такой женщине, как вы. И вдруг вы, оказывается… так скованы условностями! Она взглянула на него через плечо, и он залюбовался ею, увидев, как она вздернула свой хорошенький подбородок. |
