— Печальная новость. Значит, мое состояние может ухудшиться.

— Может.

Вот тебе и весь мой беззаботный фатализм. Меня охватила легкая паника, чему немало способствовало то, что наша скорость продолжала подниматься и спидометр уже зашкалил за сотню.

— А как это, собственно, вышло? — спросил я по возможности спокойным голосом. — Скорее всего, это Мэри или Энтони, кто-нибудь из них позвонил в больницу, рассказал вам про мое состояние, объяснил, где меня нужно искать, и тогда вы…

— Карл, — оборвал меня санитар, — сейчас не время отвечать на ваши вопросы. Это мне нужно вас кое о чем спросить.

— Ну конечно, — кивнул я. — Для диагноза. Валяйте.

— Вы можете сказать, какое сегодня число?

Конечно, не могу, и в этом мало удивительного, я и в полном-то здравии никогда не знал какое сегодня число.

— Нет, — сказал я, — не могу.

— А какой год?

— …Нет.

— Вы можете рассказать что-нибудь о своей работе?

Я начал вспоминать, но это было все равно, что пытаться заглянуть в комнату через матовое стекло.

— Моя работа связана с бумагами. — Я говорил неуверенно и даже с некоторым испугом. — Я держу эти бумаги в портфеле с латунным замком. Я работаю в высоком здании. Где-то в центре… города.

— Какого города?

Я посмотрел в окно на высокие жилые корпуса, подступавшие к шоссе.

— Я не знаю, какой это город, — сказал я.

На этот раз паника захлестнула меня с головой.

Все это время я словно стоял на краю трещащей под натиском половодья плотины. И вот теперь ее прорвало. Мчащаяся все быстрее и быстрее машина безжалостно швырнула меня в темную, обжигающе холодную воду.

На какое-то время меня охватило то, что было чистейшей, несомненнейшей галлюцинацией: машины на шоссе стали бешено кувыркающимися глыбами бетона, дорожное покрытие — бурлящей пеной, а ровный гул моторов превратился в оглушительный рев захлестнувшего меня потока.

— Приехали, — сказал санитар.

Я поднял голову. Машина стояла. Мы были у входа в больницу.

— А еще не поздно? — спросил я. — Есть еще время спасти меня?

— Надеюсь, что да, — кивнул санитар.

— Спасибо, — сказал я дрожащим голосом. — За помощь. За то, что вы меня нашли.

— Это моя работа, — улыбнулся санитар.

— А как вас зовут? Я хотел бы знать ваше имя.

— Вы ведь не знаете моего имени, — произнес, чуть помедлив, санитар, — поэтому я не могу вам его сказать.

Я ничего не понял и так и не получил шанса переспросить. Он перегнулся через меня и со словами «идемте, нам пора» распахнул пассажирскую дверцу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Санитар вел меня по лабиринту больничных коридоров и пропахших дезинфекцией лестниц, он шел торопливо и не разговаривал.

В одном из отделений играло радио, до того тихо, что слов диск-жокея было не разобрать. Здесь лежали пациенты с травмами рук. К их рукам, наглухо забинтованным от локтей до кончиков пальцев, были прицеплены проволоки, удерживавшие их в вертикальном положении.

В другом отделении все пациенты лежали на кроватях, укрытых герметичными пластиковыми тентами. Одна из смутно видневшихся сквозь пластик фигур сидела, ее голова поворачивалась следом за нами. Перед двустворчатой дверью с табличкой «КОМА» санитар замедлил шаг, взглянул на меня и ободряюще улыбнулся. Затем мы вошли в дверь.

В глухой, без единого окна, коридор выходили двери двенадцати палат, по шесть с каждой стороны.