Послышался рев бортового залпа, и на палубу шлюпа рухнули грот-брам-стеньга и фор-марсель-рей; послышался грохот блоков, обрывков тросов, осколков и оглушительный звон картечи, угодившей в судовую рынду. Затем наступила тишина. Большая часть картечи пролетела в нескольких ярдах от форштевня «Софи», остальной заряд окончательно вывел из строя ее паруса и такелаж, разорвав их в клочья. Следующий залп должен совершенно уничтожить шлюп.
— Отставить все работы, — распорядился Джек, заканчивая поворот, приведший «Софи» к ветру. — Бонден, спустить флаг.
Глава двенадцатая
Каюта линейного корабля и каюта шлюпа отличаются размерами, но у них одинаково изящные очертания, такие же наклоненные внутрь окна. Что же касается «Дезэ» и «Софи», то на них царит спокойная и приятная атмосфера. Джек Обри смотрел из кормового окна семидесятичетырехпушечника туда, где за нарядным балконом были видны Зеленый остров и мыс Кабрита, в то время как капитан Кристи-Пальер искал в своем портфеле рисунок, который он некогда набросал, находясь в Бате в качестве пленного, освобожденного под честное слово.
По распоряжению адмирала Линуа в Кадисе он должен был присоединиться к франко-испанскому флоту. Он бы тотчас выполнил приказ, если бы, добравшись до пролива, не узнал, что вместо одного или двух линейных кораблей и фрегата под командой сэра Джеймса Сомареса находится не менее шести семидесятичетырехпушечников и один восьмидесятичетырехпушечник, которые наблюдают за объединенной эскадрой. Такое положение вещей требовало некоторого размышления, поэтому вместе с остальными судами «Дезэ» находился в бухте Альхесирас, под прикрытием тяжелых пушек испанских береговых батарей, расположенных напротив Гибралтарской скалы.
Джек все это знал, во всяком случае все это было очевидно, и, в то время как капитан Пальер разглядывал свои гравюры и рисунки, бормоча под нос: «Терраса Ландсдаун, еще один вид, Клифтон, Насосная…» — он мысленно представлял себе посыльных, скачущих во весь опор между Альхесирасом и Кадисом, поскольку у испанцев не было семафора. При этом он упорно смотрел в окно на мыс Кабрита, замыкающий бухту, и вскоре увидел бом-стеньги и вымпел судна, идущего поперек бухты по ту сторону перешейка. Он спокойно наблюдал за кораблем секунды две или три, затем его сердце встрепенулось: он увидел британский флаг до того, как ум его начал лихорадочно работать, оценивая создавшееся положение.
Джек украдкой взглянул на капитана Пальера, который воскликнул:
— Вот оно! Лора Плейс. Дом номер шестнадцать, Лора Плейс. Там всегда останавливаются мои кузены Кристи, когда они приезжают в Бат. А вот здесь, за этим деревом — если бы не дерево, вы увидели бы его лучше, — окно моей спальни!
Вошел буфетчик и стал накрывать на стол, поскольку капитан Пальер не только имел английских кузенов и владел английским почти в совершенстве, но также имел хорошее представление о том, из чего должен состоять надлежащий завтрак моряка: пара уток, тушеные почки и жареная камбала размером с небольшое колесо, а также, как это полагается, яичница с ветчиной, тосты, повидло и кофе. Джек сделал вид, что внимательно разглядывает акварель, и произнес:
— Окно вашей спальни, сэр? Вы меня удивляете.
Завтрак в обществе доктора Рамиса был совсем иного сорта — это была трапеза аскета, если не сказать-кающегося грешника: кружка какао без молока, кусок хлеба с очень небольшим количеством масла.
— Немного масла нам не очень повредит, — произнес доктор Рамис, страдавший печенью.
Это был суровый, худой и сухопарый господин с неприветливым серовато-желтым лицом и темными кругами под глазами. Казалось, что Рамис неспособен на какие-то положительные эмоции, однако он покраснел и смутился, когда Стивен, представленный ему в качестве узника и гостя, воскликнул:
— Неужели передо мной знаменитый доктор Хуан Рамис, автор работы «Specimen Animalium»?
Оба только что вернулись из судового лазарета «Дезэ» — палаты, в которой находилось значительное количество пациентов — жертв страсти доктора Рамиса лечить ближних от болезней печени с помощью постной диеты и трезвости. |