А вот его спутницы оказались теми самими дарительницами продовольствия. Поглаживая одной рукой роскошные тронутые сединой усы, старшина слушал о чем-то щебечущих девчонок, а другой рукой держал вожжи.

«Наверняка про меня рассказывают», — хмыкнул я, и как только они скрылись за ближайшим поворотом, вернулся на место. Быстро собравшись, я сложил всё в одну корзину. Места хватало.

Подхватив корзину за ручки, я, морщась от боли в ногах, вышел на дорогу — идти по лесу уже не мог, подошвы горели — и зашагал в сторону, противоположную той, куда уехала телега. Если что, успею нырнуть в кусты.

Шагая по дороге, я размышлял:

«„Пила“ старшинская была до сорок третьего, соответственно, время от начала тридцатых до сорок третьего. М-да, попал… Ладно. Узнаю, где я точно, там определимся», — после некоторого колебания решил я и зашагал по дороге уже бодрее. Через пару минут, приняв новую информацию, даже стал весело насвистывать — не так уж и плохо, что я попал в прошлое, главное, жив ведь.

За час, что я шлепал по пыльной дороге под жаркими лучами солнца, мимо меня дважды проскакали верховые, трижды проехали телеги. Один раз, подвывая мотором и коробкой, проскочила легковая машина. Она была похожа на ту, из мультика с Фунтиком, только черная. Короче, «каблук» недоделанный. Кстати, след протектора, что я видел ранее, явно был ее.

Каждый раз, когда появлялись люди, я успевал спрятаться в кустах, так что меня никто не заметил. Наконец я вышел к тому месту, где лес заканчивался. Встав на холме, укрывшись за орешником, стал рассматривать поселение, что находилось в низине. С холма было видно на много километров вокруг. Внизу в километрах трех была деревня, хотя, может быть, и село — я рассмотрел церковь из красного кирпича. Крупная она для деревни. Ещё было видно множество озер, изумрудную траву, точками выделялись пасущиеся коровы и лошади. Километрах в десяти, а то, может, и больше у высоких холмов с пятнами известняка внизу была видна тонкая нитка реки.

— Солома на крышах почти везде. Блин, какой год? — пробормотал я.

Я просидел в кустах часа четыре, ожидая, пока стемнеет, днем голышом не выйдешь в открытое поле, люди не поймут. Передник я конечно из одной материи сделал, но он вряд ли поможет. За час до темноты со стороны дороги, что осталась метрах в сорока в стороне, снова послышался перестук копыт и скрип телеги, причем знакомый. В этот раз вместе с милиционером ехали не только девчонки, но и четыре мужика, один с окладистой бородой, другой, помоложе, с чистым лицом и два пацана лет семнадцати. Судя по косам, они занимались заготовкой сена. Время было уже вечернее, вот и возвращались домой после работы.

Проводив их взглядом, пока телега с пассажирами не превратились в маленькую едва ползущую точку, я вернулся к ужину, пытаясь отгрызть кусок копченого сала. Кстати, изучение картины впереди я совместил с ужином.

Тщательно пережевывая пищу, я размышлял:

«Что мы имеем? Год, скорее всего, ближе к сорок первому, чем к тридцатым. Почему я так думаю? Да потому что по закону жанра все попаданцы оказываются именно в сорок первом в начале войны где-то у границы. Соответственно, я где-то на Украине или в Беларуси. К людям лучше не выходить, местные уже знают о голом парне, так что лучше свалить к тем холмам, где речка пробегает, переплыть на ту сторону, там уже видно будет. Но идти лучше ночью или так, чтобы меня не увидели. Определюсь, где я и в каком времени, тогда видно будет, можно уже и решение о легализации принять. Кричать, как другие попаданцы, что я из будущего, ведите к Сталину, не для меня. Запрут еще в четырех стенах.