— Где сейчас — неважно, скоро заеду за тобой.

Будь на месте.

— Что делать?

— У тебя в милиции знакомые есть?

— Хватает, но друзьями их не назовешь… — замялся Подберезский.

— Ладно, разберемся. Мне с ними не водку пить.

Сейчас я заеду к отцу Решетниковых, а потом к тебе. Тут ребята боятся старику сказать, что его сыновья погибли, так что придется, наверное, сделать это мне. Не впервой родителям сообщать, но.., сам знаешь, надо.

Щека у Комбата подергивалась, время от времени он скрежетал зубами, и кулаки сжимались сами по себе.

"Вот тебе и мирное время. Двоих парней потерять!

И причем каких! Кто же это их? Кто же эти мерзавцы?.. Если бы был я с ними, этого не произошло б, я б сумел уберечь".

Сотрудник агентства смотрел на Комбата широко раскрытыми глазами, не веря, что тот взвалил на себя такую ношу и поедет к отцу Сергея и Павла.

— Точно скажете?

— Скажу, не бойся, парень.

— Спасибо, — тихо выдавил из себя охранник, — скажите старику, что похороны за наш счет и памятник поставим…

— Не надо ему уже ничего. Ни похороны, ни памятник, ему нужны были сыновья. А вы их, хотя…, — Комбат махнул рукой, что уж искать виноватых.

Но в душе он решил, что сам-то отыщет виновных и по-своему накажет, разберется с ними. Может, поэтому его лицо стало сурово-спокойным и уверенным.

Борис Рублев нажал кнопку лифта и тот медленно потащился вверх, а Комбату, показалось, что лифт не плывет вверх, а быстро падает вниз в черную бездну.

Лифт дернулся и замер, створки дверей разъехались в стороны. Рублев ступил на небольшую площадку, где располагались четыре квартиры.

Вот она, дверь квартиры Решетниковых, коричневый потертый дерматин, номер тридцать восемь. Комбат поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка и со вздохом опустил ее назад.

«Сколько не думай, нет таких слов, которые скажи человеку и ему станет легче».

Комбат ладонью вдавил кнопку, та сработала, за дверью трижды мелодично прочирикал звонок и послышался голос:

— Сейчас, сейчас открою.

Комбату даже показалось, что он слышит тяжелое астматическое дыхание и шарканье ног в потертых шлепанцах по линолеуму.

— Кто там?

— Свои. Борис Рублев.

— Кто-кто? — переспросил мужчина за дверью.

— Борис Рублев, — как-то виновато повторил Рублев.

— Не знаю такого.

— Служили мы когда-то с вашими ребятами.

— А их дома нету. После обеда будут.

— Зайти-то можно?

— Сейчас открою, — хрустнул ключ в замке и дверь открылась.

За дверью стоял пожилой мужчина в тельняшке десантника. Она была ему велика. Наверняка, кого-нибудь из сыновей, решил Рублев. Мужчина, стоявший за дверью, много раз видел фотографию Комбата, но не знал его как Бориса Рублева, ведь сыновья называли его не иначе как Комбат, наш Комбат, батяня.

— Комбат! — воскликнул пожилой мужчина, протягивая руку и отступая в прихожую. — Только не через порог — плохая примета. Заходите. — Старик радостно улыбался.

Комбат, вздохнув, переступил порог и крепко пожал старику руку.

— А ребята, может, и через час-полтора будут.

Вот обрадуются, что ж вы раньше к нам не заходили?

Зашли бы вчера, они еще не уехали.

— Вчера не мог, мы с ними на сегодня договаривались, — сказал Борис Рублев, присматриваясь к старику, прикидывая, выдержит он страшную новость или…

И тут же решил, что чем дольше будет оттягивать, тем сильнее окажется удар для этого высокого сухощавого старика.