Целое утро Горулев пробродил вдоль берега моря.

Ему везло. Вообще эти места он любил, если сумасшедший мог любить что-либо. С моря наползали тучи, и бродяга счел за лучшее укрыться от дождя и холодного ветра. Он двинулся к каменоломне, долго брел по пожухлой траве. Дождь начинал уже накрапывать.

Но бродяга не спешил, словно бы знал, что он успеет до того, как разыграется непогода, отоспится, отлежится в какой-нибудь сухой пещере, разведет костерок, перекусит. А на утро, когда все стихнет, он первым окажется на берегу, еще на рассвете, и весь янтарь, выброшенный морем, будет его. По дороге бродяга насобирал много хвороста — сухих можжевеловых веток, каких-то обломков досок, выброшенных морем — и все это волок с собой. Тащил, сгибаясь под тяжестью ноши.

Наконец он добрался до карьера, спустился вниз, чуть не поскользнувшись и не разбившись. В этой пещере он уже прятался от дождя не один раз. Довольно долго бродяга возился, раскладывая костер. Наконец хворост занялся и бродяга протянул к огню замерзшие руки. Он так и сидел у костра, прислонясь спиной к стене пещеры и глядя на скачущие языки пламени.

А вокруг шел дождь, дул ветер. Максиму Максимовичу было хорошо в этом безлюдье. Одиночества он не чувствовал, от него никогда не страдал. Он задремал, а когда проснулся, то увидел, что костер погас. Уже спустился вечер, синие сумерки. Хоть и не хотелось, пришлось выбираться из пещеры, чтобы еще собрать хвороста и ночью не мерзнуть, а сидеть у костра. Рюкзак и посох бродяга оставил. Посох стоял прислоненный к стене пещеры. Он выбрался по скользким влажным камням и побрел в сторону моря. Там, на берегу, всегда можно найти то, что хорошо горит.

Он не дошел до берега метров пятьдесят, как на него навалился сзади кто-то тяжелый и придавил к острым камням.

— Эй, эй, отпусти, слезь! — закричал сутулый мужчина со странной кличкой Тень. — Слезь! Ты что, спятил?

А когда бродяга смог повернуть голову и увидеть того, кто прижимал его к земле, истошный вопль вырвался из его горла. И это был последний звук, который издал Максим Максимович Горулев, в прошлом закройщик, в прошлом бродяга-скиталец, собиратель янтаря. На следующее утро двое мужчин и женщина из местных жителей поселка нашли метрах в пятидесяти от моря старую потертую кепку и ботинки со сбитыми каблуками, стертыми подошвами и разноцветными шнурками, Ботинки валялись шагах в десяти друг от друга. А еще на камнях нашли темное пятно — бурое.

И один из мужчин сказал:

— Это кровь.

— Что, погиб наш бродяга?

— Наверное, его убили, — сказал другой мужчина.

— Да ну, брось, кому он нужен?

До пещеры с рюкзаком и посохом с давным-давно погасшим костром никто так и не добрался. —И что произошло на берегу моря так никто и не узнал.

— Ну, пошли, пошли. Белка, за мной, иди вперед. Шнелль! Шнелль!

Она иногда путала немецкие слова с русскими. Козы почему-то не хотели выходить из сарая, но старуха, вооружившись прутиком, выгнала их. И теперь они шествовали по брусчатке дороги. Животные шли сзади, а впереди, согнувшись, брела Розалина Григорьевна.

Она уже знала о том, что неделю назад на пустыре, рядом с карьером, в кустах был растерзан огромный пес.

Но она этому даже радовалась. Не будет теперь выскакивать из густых зарослей и пугать ее коз, не будет лаять. Ведь она сама не раз пугалась этого огромного пса, который появлялся на пути абсолютно неожиданно и смотрел на нее бесстрастными жуткими глазами, готовый бросится и перегрызть горло.

Сейчас она шла со своими козами. Вчера она услышала, что на берегу нашли ботинки и кепку старого бродяги, собирателя янтаря. И этому старуха Шифер не придала особого значения.