Правда, все остальные совсем недавно выглядели тоже представительными, а сейчас все напоминали бомжей, живущих в канализационных люках. Грязная порванная одежда, черные руки, небритые лица, всклокоченные слипшиеся волосы, щетина, затравленные испуганные взгляды — в общем, от былого величия не осталось и следа.

Комбат, глядя на своих товарищей по несчастью, подумал:

«Как все-таки быстро обстоятельства меняют человека! А еще совсем недавно они чувствовали себя хозяевами жизни. А сейчас мы все дерьмо, мусор, половая тряпка, грязная, из которой Чурбаков пытается выжать последние капли воды, вернее, последние капли денег».

— Ну что, друзья, поработаем? — появился перед узниками Вадим Семенович.

Он курил длинную тонкую сигарету, поблескивали стекла очков, шляпа была надвинута почти на глаза.

В руке Вадим Семенович держал пластиковый стакан с горячим ароматным кофе. Запах кофе будоражил и возбуждал аппетит.

— Хорошее я придумал занятие? — негромко принялся рассуждать Чурбаков. — Вот вы все были богатыми, грабили народ. Грабили русский народ, правду я говорю?

— Правду, правду, — послышались голоса узников.

Они уже знали, на все вопросы надо отвечать. А если ответ не последует, это будет расценено как саботаж, как сопротивление, и к несговорчивому будут применены соответствующие меры, то есть его будут бить, обливать холодной водой, а самое главное, не дадут хлеба.

Хлеб здесь, в подземных лагерях, был на вес золота.

За кусок хлеба здесь можно было отдать сто долларов, двести, а иногда даже тысячу. Если человека не кормить неделю, то за кусок хлеба он отдаст все — золото, драгоценности, машину, квартиру, дачу, даже если эта дача или особняк находятся где-нибудь на Кипре, Канарах или Мальте. В общем, кусок хлеба был в цене.

— Говорите, я придумал правильно? — рассуждал Чурбаков, затягиваясь сигаретой. — И я думаю, что действия мои верны. Знаете лозунг «Грабь награбленное»? Вот я и граблю, вот вам и отливаются горькими слезами наворованные у народа денежки.

Бабек бы мрачен. Он стоял, опустив голову, его толстые губы шевелились, посылая беззвучные проклятия на голову бывшего генерал-лейтенанта Чурбакова. Комбат стоял рядом с Бабеком. Он специально стал в шаге от него.

— Послушай, — прошептал Комбат, — я здесь от Бахрушина. Надеюсь, вы знаете этого человека? Он послал меня найти вас.

Глаза Жака Бабека вспыхнули, руки дернулись. Он предполагал услышать все что угодно, но подобного явно не ожидал.

— От Бахрушина? — прошептал француз.

— Да, от него. Не паникуй, все будет хорошо. Как-нибудь выберемся.

— Да, да… — забормотал Жак Бабек.

Это не ускользнуло от цепкого взгляда Вадима Семеновича Чурбакова.

— О чем разговорчики в строю, господа бизнесмены?

А, это новенький?

— Так точно, — крикнул Комбат.

— Вот, Рублев, ты уже начал играть по нашим правилам. Еще пару-тройку дней и я займусь тобой основательно.

— Так точно!

— Вот и хорошо.

Словно букашка была на месте Бориса Рублева, а не человек — таким тоном бросил фразу Чурбаков. А затем на каблуках развернулся и медленно направился в комнату, где был накрыт стол, где стоял телефон.

— Ведите их, — уже из двери крикнул Чурбаков, — и пусть сделают все как положено. Чем меньше будет ходов, ведущих в это помещение, тем будет лучше.

— Правильно, Вадим Семенович, — сказал Бородин. — Правда, тут, чтобы заложить все ходы.

— Все не надо. Если кто и побежит туда, то обязательно нарвется на мины и останется без ноги иди без головы.