— Ну сколько много?

— Сотня.

— Они бы не рычали в один голос.

— А может, там огромные крысы?

— Да брось ты! По восемьдесят сантиметров в холке? Где ты таких видел?

— И не дай бог увидеть!

— Да нет, это какие-то непонятки! — Валера припал ухом к стене, держа в руке автомат. — Да нет, вроде, теперь тихо.

— Нет, не тихо!

И вдруг они опять услышали рычание — глухое, утробное, с хрюкающими звуками, словно кто-то огромный пожирал мясо, рвал его на куски.

— Бля, да это же Сэма жрут! — Валера посмотрел на Бориса. Тот был бледный, как полотно, И зубы его стучали.

— Надо выбираться отсюда, — прошептал он, отходя от стены, — а то не дай бог и нас сожрут!

— Кто сожрет? Ты что, уже совсем охренел?

— Сожрут! Сожрут! Это нечистая сила, нечисть какая-то. Место здесь гиблое, гнилое, кости повсюду, черепа.

— Брось ты херню городить! Скорее всего, это собака, забралась в шахту, бегает, рычит…

— А почему не лает, если — собака? — задал в общем-то логичный вопрос Борис.

— Собака.., лаять.., говоришь?

— Да, да, собака должна лаять.

Это было единственное разумное объяснение, и в него хотелось верить. Но как собака могла нырнуть под воду или подняться по вертикальной шахте было не понятно.

— Эх, из огнемета бы туда шахнуть! — сказал Борис. — Всю эту нечисть сжечь!

— Неплохо было бы… Да нету у нас огнемета.

— У меня есть граната.

— Стену придется разобрать!

— Ладно, завтра что-нибудь придумаем. Приедут Свиридов с Бородиным, поговорим с ними. Да и сменщики наши придут. Главное, продержаться часов десять, а там все решится. Пусть у них голова болит.

— Надо было забрать Сэма оттуда, слышишь, Валера?

— Да ну его на хрен! Сейчас надо думать как свою шкуру спасать, а не за Сэма переживать. Ему уже все равно, один хрен его уже сожрали.

— Кто же его сожрал?

— Слышишь, хрюкает и рычит?

— А может, это у нас глюки?

— Какие на хрен глюки? Не курили, не ширялись, не пьяные. Какие глюки, прикинь?

— Такое бывает от долгого пребывания под землей.

— Пошел ты!

— Сам иди.

Заключенные в клетках бизнесмены тоже не спали. Их тоже сковал ужас. Но в отличие от охранников, они были защищены прутьями решеток и добраться до них было бы нелегко. А в остальном им приходилось еще хуже — из клетки никуда не убежишь, не открыв ее.

Через полчаса охранники ушли в свою комнатку и плотно закрыли дверь. Свет в камерах погасили.

Гетман сидел на холодном бетонном полу и ощущал плохо объяснимое злорадство. Страх почти исчез, он радовался тому, что один из его мучителей мертв. Он не спешил есть выданную ему половину буханки хлеба.

Да и отбитые внутренности не приняли бы пищи. Он еще не терял надежды выбраться отсюда, произошедшая сцена только прибавила ему силы.

«Раз существует вход, значит, есть и выход», — рассуждал Аркадий Гетман.

На четвереньках он полз вдоль ограды из металлических прутьев. В каменной выработке было очень темно, слабый свет пробивался только сквозь щели в досках, из которых была сколочена дверь в помещение охраны. Глаза Аркадия Петровича уже привыкли различать в почти кромешной тьме. Он вытащил ремень из брюк и принялся ковырять пряжкой бетон, в который были утоплены концы прутьев. За полчаса работы ему удалось углубиться только на несколько миллиметров.