— Вообще-то, Боря, — неторопливо рассуждал Андрей, — если верить этим учительским байкам — первый ход сделан верно. Сам посуди: пацана у матери спереть, рук не окропив, — она до Интерпола дойдет. А если саму убрать на время — кто мальчишкой озаботится? Опять же — мама сбежала, так папа при сыночке остался. И увезти его может, и на лечение отправить — закон не возбраняет. Ждем, сейчас этот папаня из-за любого угла показаться может. Понимает ведь — Петя маленький, но не грудной, орать не будет. Всегда сказать можно, что маму в школу срочно вызвали, а он на смену явился.

— Думаешь, нас пасли? А я не заметил! Маловероятно… Мы с тобой не первый день знакомы — я любую слежку кожей чувствую. Не пилась бы мне водка, разговор бы не клеился, если бы кто-то нас контролировал. Ты давай пробегись по подсобкам и туалетам, может, барышня без сознания где-то лежит. Милицию и охрану поднимать нельзя — пацана живо заберут и к отцу-благодетелю переправят. Если глупость какая-нибудь произошла — сами разберемся. — Под глупостью он имел в виду обморок, удар по голове в служебном помещении с целью отобрать кошелек, снять серьги или колечко.

— А где мама? — звонкий Петькин голосок не был ни тревожным, ни испуганным.

— Она бабушку одного двоечника в толпе увидела и побежала догонять, чтобы…

— Знаю, чтобы дать совет, как правильно учиться! — Петька деловито перебил его, с урчанием объезжая тяжелый рифленый каблук берца. — Она всегда родителям слабых школьников всякие советы дает. А «двоечник» говорить нельзя, это обидное слово. Кто сегодня слабоват, завтра может подтянуться!

— Да ты просто Сухомлинский! — присвистнул Рублев.

— Неа, я Зернов, как папа. И мама тоже. А раньше были — Пацерка, это бусинка по-белорусски. Мы ведь раньше в Белоруссии жили…

— Пацерка, почти пятерка… Хорошая фамилия для учительницы, правда?

Комбат уже видел, что Подберезский возвращается ни с чем, виновато разводя руки в стороны. Ни в местах общего пользования, ни в открытых подсобках Алены не было.

Не успел Подберезский рта открыть, как Рублев принял решение и поспешил его озвучить.

— Догнала твоя мама эту бабусю и пошла с ней к слабому ученику помогать домашнее задание делать. А нас с дядей Андреем попросила за тобой присмотреть, в гости позвать, яичницей угостить.

— Она яичницу ненавидит! И я не ем — щеки потом чешутся. Я рыбку жареную люблю! Горяченькую!

— Купим, разогреем! — коротко заметил Андрей.

Петьку ответ устроил, он заерзал на руках у Бориса, потом объяснил:

— Поставьте меня на пол, я не маленький, сам пойду!

«И то правда», — про себя заметил Рублев. Он был предельно собран и внимателен. В то, что из-за прилавка выскочит доктор Кирилл Зернов и схватит малыша, он не верил. Не того полета птица.

Почти спиной к спине, не упуская из виду ни одного замешкавшегося, замедлившего шаг, они двигались к Андрюхиному автомобилю. Петя на удивление быстро уловил ритм шагов Комбата и семенил рядом, точно укладывая два своих шажка в один его.

Со стоянки выехали быстро, разговор вели вполголоса.

— У меня тут поблизости одна хорошая знакомая живет, к ней поедем, — уверенно заявил Подберезский.

Рублев понимал, что такое решение — палка о двух концах. С одной стороны, мальчишка будет досмотрен, непутевой барышне Андрей не доверил бы ребенка. С другой — она в десанте не служила, интернациональный долг с оружием в руках не исполняла. Если пацана найдут — защитить не сможет.

— Кто такая? — Комбат тянул время для принятия окончательного решения, пока они стояли на светофоре.