Почти. Только верить не хочется.
— Гурген Вазгенович будет заниматься домом?
— Имением, — поправили меня. Вроде бы бесстрастно, но или глюки у Стасика образовались на нервной почве, или Фаня раздулся больше обычного. От внезапно нахлынувшей важности.
— Я подготовлю бумаги, Афанасий Аристархович.
— А куда ж ты денешься? И смотри…
Еще одна угроза? Да мне и предыдущих хватает по горло.
— Можешь шибко не торопиться. Что я, зверь какой? Доделаешь все, как надо, и свободен.
— Я могу идти?
— Да иди уже. Только туда, где сегодня был… туда тебе пока рановато, я считаю. Уяснил?
Сглотнуть удалось только за дверью кабинета. И слюна оказалась горькой на вкус.
С «имением» Фаня если и перегибал палку, то на пару дюймов, не больше, потому что комплекс зданий, доставшийся ему в наследство от безвременно почивших соратников по совместному бизнесу, занимал целый квартал: между Косым каналом и Мойкой, от Михайловского переулка до Казарменного. Казармы, кстати, тоже имелись в наличии. Самые настоящие. Выстроенные некогда для личной гвардии, отделенные от генеральского дома глухой галереей, опоясывающей внутренний дворик. Вернее, дворище с остатками регулярного парка и широченной аллеей, подходящей прямо к парадному крыльцу. А вот уже от нее во все стороны лучами разбегались…
— Какого… Ма-ать!
Чудесный, только весной утрамбованный до нужной твердости песок, медленно, но верно покрывался мерзким серым киселем, лениво текущим из жерла бетономешалки. Стоящей на газоне. Прямо в розовом кусте.
— Нашальник опять маму поминает. Тоскует, — авторитетно объяснил копошащимся у вязкой лужи работникам их старшина. Или правильнее говорить: старейшина?
Хотя он, безусловно, был среди них самым старшим. Низенький, смуглый, неизменно улыбчивый уроженец какой-то из азиатских республик, откликающийся на имя Шамшат. Как его звали на самом деле, я мог только гадать, потому что соплеменники обращались к нему, используя родные эквиваленты слова «дядюшка», а кроме меня с этой ордой напрямую никто из носителей русского языка не общался.
— Вы что делаете?
— Дорога будет. Крепкая, ровная. Сухая будет.
Ну это еще бабушка надвое сказала. Да, даже моя. Если вспомнить прошлогоднее творчество Шамшата со товарищи, чего-чего, а сухости никак не случится. Особенно после очередного дождя.
— Кто велел бетонировать?
— Нашальник велел. Ты нашальник, он тоже нашальник. Новый будет, говорят.
И конечно, нового надо поскорее умаслить. Какую бы глупость ни придумал.
— Да вон он ходит, сам спроси, если не веришь.
Да уж, ходит… Катится, как колобок.
— Добрый день, Гурген Вазгенович.
— Какие-то проблемы, Станислав Валерьевич?
Надо же так уметь, чтобы обращаться к человеку по имени-отчеству, а звучало это как оскорбление… Талант. Несомненный.
— Вопрос. Один.
Брови встали домиком. Черным проволочным домиком.
— Я вас внимательно слушаю.
— Без бетона разве никак не обойтись? Нарушается же целостность всего ансамбля. Но это ладно, можно заретушировать… А дренажная система? Вы подумали, что станет с газоном?
— Станислав Валерьевич, вот вы уже давно знаете Афанасия Аристарховича, а так и не поняли, что господин Семенов — человек современных взглядов, устремленный, можно сказать, в будущее, нашедший в себе смелость сбросить оковы устаревших…
Ясно, чем он его взял. Модные веяния, инновационные технологии. «Мы наш, мы новый».
— Допускаю, что этот ансамбль, как вы утверждаете, представляет собой определенную архитектурную ценность, но поскольку он не был внесен в перечень памятников…
Он мог бы им стать. |