Спустившись, я покинул здание и, запустив горячий движок мотоцикла, поехал к выезду из города. Меня так никто и не остановил, даже попытки не было, а вот на выезде я сам свернул к посту, где находилось чуть больше десятка немцев и полицаев, видимо в связи с трагедией их перевели на усиленную службу.

— Что случилось? — подскочил ко мне унтер.

— Зацепило, а мне нужно доставить послание. Забыл заправиться, бак пустой.

Унтер, уважительно поглядывая на меня, стал отдавать приказы, а я сделал вид, как будто зажимаю рану, и из ватки через ткань френча потекла кровь, пачкая мои пальцы. Унтер это заметил и послал ко мне бойца. Тот прямо сверху формы сделал повязку. К этому моменту мотоцикл был заправлен, на посту была тоже такая машина, но тяжелее и с люлькой.

Поблагодарив солдат и горестно посетовав на превратности военной службы, мол, доставлю приказ и сразу в госпиталь, сел на мотоцикл и поехал дальше. Когда окраины остались вдали, я остановился на обочине и, заглушив движок, несколько раз свистнул, потом еще. Только минут через десять кусты раздвинулись и показалась морда Смелого. Похлопав по седлу позади себя, велел ему садиться, и мы погнали дальше. Транспорт этот, конечно, для гонок был более предпочтителен, лес не лес — везде пройдет. Но все же технику пора менять, уже наверняка мои приметы сообщают, поэтому, когда мне встретился одиночный грузовик, я поднял руку, останавливая его.

— Что случилось? — выглянул из машины водитель. — Ты ранен, нужна помощь?

Взяв его на прицел автомата, я спросил:

— Что в кузове?

— Мы раненых везем, — озадаченно поднял он руки.

— Мы?

— Медик еще в кузове.

— Показывай, — велел я ему и приказал щенку: — Сторожи.

Мы прошли к заднему борту, и он откинул полог тента. Машина была грузовой, но в кузове действительно перевозили восьмерых раненых и одного фельд шера мужского пола. Похоже, они были с той дороги и это мои подопечные.

— С ранеными не воюю, — сказал я. — Опускаться до вашего уровня не хочу. Езжайте.

Отобрав у водителя карабин — я его в кабине нашел, медик был безоружен, — отправил дальше, а мы со Смелым вернулись в седло и поехали по дороге, свернув на ближайшем перекрестке. Повезло нам часа через полтора, когда мы удалились от Ровно километров на пятьдесят, благополучно миновав несколько постов, и повстречали подводу с полицаями. Я покинул седло и поднял руку, останавливая подводу.

— Смотрите, хлопцы, немец пораненный. Можа, хоча че? — сказал один из четверых полицаев.

— Да добить бедолагу, чтобы не мучился, и все дела, — лениво ответил другой, по моему приказу покидая подводу.

— Приехали, хлопцы, Красная армия вернулась. Скидывайте форму, она вам больше не пригодится, — сказал я, что вызвало эффект разорвавшейся гранаты.

Полицаи прыснули кто куда, троих я свалил короткими очередями, в одного вцепился Смелый. Когда у полицая сверкнул в руке нож, я похолодел, судорожно меняя магазин, но щенок сам справился. Извернулся и вцепился зубами в вооруженную руку. Раздались хруст костей и сдавленный вопль.

— Молодец, — похвалил я щенка и отобрал у него новую игрушку, а то он же на горло нацелился, как учили. — Кто такие и куда едете?

Полицай на мой вопрос ответил матом, пришлось пройтись по его коленям его же винтовкой, только тогда он заговорил. Их группу отправили на усиление отрядов, что ловили меня. Самое интересное, что группа из десяти полицаев охраняла фольварк чина из гестапо, то есть частное сельскохозяйственное владение.