Наконец солнце выглянуло из-за холмов Швеции, и они как бы раздвинулись, открывая долину. Все обещало прекрасный солнечный день. Потеплело: тень от такелажа бизань мачты передвинулась со шканцев и Хорнблауэр вдруг почувствовал, что он застыл и продрог — так долго он принуждал себя стоять неподвижно. Он пару раз прошелся взад и вперед по шканцам, восстанавливая кровообращение, и вдруг новая мысль озарила его — оказывается, он хочет завтракать! Прекрасные видения дымящихся чашек с кофе пронеслись перед его мысленным взором и тут же, с чувством глубочайшего разочарования он вспомнил, что на корабле, приготовленном к бою, с погашенным на камбузе огнем, он не имеет никаких шансов получить горячей пищи. Разочарование было столь острым, что Хорнблауэр был вынужден виновато признать в душе, что шесть месяцев, проведенных на берегу, разбаловали его и сделали слишком снисходительным к собственным слабостям; теперь ему абсолютно не улыбалась перспектива позавтракать куском хлеба и холодного мяса, препроводив их в желудок кружкой корабельной воды, которая, как обычно, слишком долго простояла в бочках. Эта последняя мысль напомнила ему о матросах, терпеливо стоящих около пушек. Хорнблауэру хотелось бы, чтобы Буш также вспомнил про них. Конечно, как коммодор, он не должен был бы без особой нужды вмешиваться в детали корабельного распорядка — это принесло бы больше вреда, чем пользы — но его так и подмывало отдать приказ, который буквально вертелся у него на языке. Он попытался было телепатировать свои мысли Бушу, но, по-видимому, тот оказался невосприимчив к телепатии — впрочем, как Хорнблауэр и предполагал. Он перешел на подветренную сторону шканцев, делая вид, что хочет получше рассмотреть шведский берег, и остановился в двух ярдах от Буша.

— Шведы, как будто, сохраняют нейтралитет, — произнес Хорнблауэр как бы между прочим.

— Да, сэр.

— Мы узнаем об этом еще лучше, когда достигнем острова Гвен — Бог знает, как они это произносят. В этом месте нам придется пройти прямо под пушками — так проходит фарватер.

— Да, сэр, я помню.

— Но нам остается еще без малого час. Я как раз собирался приказать принести сюда легкий завтрак. Присоединитесь ко мне, капитан?

— Спасибо, сэр. Это будет великолепно.

Приглашение такого рода, исходящее от коммодора — все равно, что приказ для капитана. Но Буш к тому же был слишком хорошим офицером, чтобы даже думать о еде, в то время, когда его подчиненные не могут себе этого позволить. Хорнблауэр видел, как на лице Буша отражалась его внутренняя борьба с объяснимым, но абсолютно непрактичным нервным желанием — продержать команду у пушек в течении всего ближайшего напряженного часа. Буш лишь недавно вступил в командование линейным кораблем и груз ответственности давил на него. Но в конце-концов, здравый смысл победил.

— Мистер Харст! Отпустите подвахтенных вниз. У них есть полчаса, чтобы съесть завтрак.

Буш отдал в точности те же самые приказы, которые хотел от него услышать Хорнблауэр — но удовольствие, полученное от того, что они все же прозвучали не компенсировало раздражения, которое Хорнблауэр испытывал из-за необходимости вдаваться в ненужный разговор, — а теперь еще предстояло поддерживать непринужденную беседу за завтраком. Напряженная тишина корабля, замершего по боевой тревоге сменилась суетой смены вахты; Буш приказал принести на шканцы стол и стулья, а теперь суетился рядом, дожидаясь, пока коммодор соблаговолит усесться. Одного взгляда, брошенного Хорнблауэром на Брауна, хватило, чтобы стол был мгновенно накрыт деликатесами, соответствующими важности момента, которые Браун выбрал из запасов, присланных на борт Барбарой — лучшие бисквиты, которые только можно было купить за деньги, масло в каменном горшочке, еще совсем почти не протухшее, земляничный джем, хорошо прокопченная ветчина, копченая баранина с фермы в Эксморе, сыры: чеддер и стильтон.