После этого эпизода народной медицины Поля перестала орать. Совсем. Она замолчала. И молчала целый год. Ну, то есть вообще. Когда ровесники радостно агукали, мамкали, папкали и дайкали – Поленька безмолвствовала, презрительно сжав губы и глядя на соседских дворовых карапузов свысока, даже в том случае, если они были выше ростом. Это очень забавно – в столь юном возрасте высоко парить.

На двухлетие Поленьки накрыли стол, ломящийся от фаршированной рыбы, оливье, винегретов, шпрот и прочих яств. Её нарядили подобающим моменту образом, позвали в гости друзей, приятелей и бабушку с дедушкой. Мама что-то там слово за слово с дедом. А тот уже слишком много выпил, чтобы оценивать сказанное объективно. Правда, к месту сказать, действия Полиной мамы никто никогда не оценивал объективно. Так считала она сама. К примеру, Полина мама говорила, что все кругом уродины, а она красавица. Объективно? Конечно. Потому что она была действительно красивой женщиной – и в подобном логическом построении не видела никаких противоречий. «Мир очень несправедливо устроен!» – ахала Полина мама. Не поспоришь. Жаль только, она слишком часто ахала. Когда не ахала – охала. А когда не охала – плакала. Вот и в тот вечер, повздорив с дедом, она заплакала. Шумно, демонстративно и показательно – любила давать публичные представления. Желательно, при полном зале.

Поленька подошла к маме, погладила её по голове и спросила:

Мама отмерла первой. Вытерла слёзы и поинтересовалась:

– Потому что не хотела ни с кем разговаривать, – спокойно ответила дочка.

– С картинками, ты имела в виду? – ошарашенно переспросил брат.

– Нет. Она с буквами, – твёрдо настояла Поленька.

А Поленька поселилась на том самом мраморном подоконнике. И долгое время у них с мамой всё было хорошо и не было никаких проблем.

Справедливости ради отметим, что мама Полю никогда не била. А пощёчину дала ещё всего лишь раз. Как-то, придя со двора, Поля поинтересовалась:

Мама никогда не ругала Полю за то, что та читала книги «не по возрасту» и «неподобающих авторов», как говорили её драгоценные подруги. Мама была женщиной прогрессивных взглядов, любила Ахматову, Цветаеву и Высоцкого и даже не отобрала у дочери «Декамерон» Боккаччо, который, признаться честно, не только неплотский донельзя, но ещё и занудный по самое «не могу». Правда, Мопассан и многие другие интересные авторы почему-то перекочевали после этого на антресоль. Впрочем, в доме у бабушки к книгам, как прежде, был свободный неограниченный доступ. И где их взрослая логика? Не говоря уже о том, что сегодняшние одногодки малолетней Поли нашли бы эти произведения куда наивнее «Колобка», безмерно скромнее «Playboy» и целомудреннее весталки. Если сперва потрудились бы отыскать значение последнего слова. И того, что перед «Playboy», – тоже.

Лет с двенадцати Полиных мама стала очень топорно, непременно намёками и краснея, объяснять Поле, что мальчики и мужчины хотят только одного.

– Одного! – громко краснела мама.

– Ну чего, чего одного? – молила открыть ей тайну единственного желания мальчиков и мужчин Поля.

– Ну того самого… Вот ты же много книг читаешь? Вот ты же видишь, ЧТО там делают мужчины с женщинами, – намекала почти уже багровая и сердитая мама тупой бестактной Поле.

– Вижу.