Изменить размер шрифта - +
Чем дальше, тем больше меня раздражала его манера говорить. Казалось, он едва сдерживал ухмылку. В голосе постоянно звучала насмешка. Видимо, Осборн один из тех хамов, которым сходят с рук самые беспардонные замечания, – они попросту все обращают в шутку. В женском отделении Осборн позволил себе критиковать меня в присутствии медсестры, но не успел я дать достойный ответ, как он засмеялся и прибавил:

– Извините, старина, просто неудачно пошутил. Не обижайтесь.

Можно было только порадоваться, что он у нас не работает.

Погода оставляла желать лучшего, но я все равно решил прогуляться. За больницей я обнаружил дорожку, ведущую к морю. Тропинка была такая крутая, что я несколько раз чуть не упал. Море, как всегда, было бурным, волны с грохотом накатывали на усыпанный галькой берег. Я поднял камешек и бросил в воду. И снова меня удивил необычный цвет – мрачный, коричневый… Несмотря на брызги и пену, запаха соли совсем не чувствовалось. А жаль, целительный морской воздух хорошо способствует выздоровлению. Я поднялся на высокий склон, отделявший берег от болота, и побрел на юг. Равнина тянулась насколько хватало глаз. В небе неслись тяжелые тучи, сквозь которые изредка проглядывали лучики солнца. Но, к сожалению, просветы быстро исчезали, и снова все окутывала серая дымка.

Я задумался, что выбрать – пойти дальше по берегу, к Альдебургу, или свернуть направо, к болоту. И выбрал второй вариант.

Место было унылое, кругом ни одного деревца. Прошел мимо прибрежного шлюза со ржавыми металлическими колесами и длинными, прямыми дренажными трубами. Перевернутая старая шлюпка почти полностью сгнила. Вдалеке заметил двух тощих пони и маленькое стадо коров. Где-то раздавалась печальная птичья трель. Я продолжил путь и набрел на деревянные мостки. Доски были мокрые и скрипели при каждом шаге. Но хлипкость конструкции меня не смутила, и по ним я дошагал до болотистых низин. По краям бродили птицы с длинными клювами. Разглядеть крышу, трубы и башни Уилдерхоупа отсюда можно было только смутно. Я забрел дальше, чем собирался. Почувствовав, что замерз, решил вернуться.

Остаток выходных провел у себя. Помощница миссис Хартли носила мне еду. Я прекрасно отдохнул – читал, писал, слушал радио. Прошедшие две недели были очень трудные, намного труднее, чем я ожидал. Только полностью расслабившись, я понял, как был напряжен и взвинчен. В последнее время часто болела голова.

В воскресенье вечером я снова приступил к своим обязанностям. Осборн сообщил, что за выходные «обошлось без происшествий». Мы разговаривали около двадцати минут, и за это время мое первое впечатление о нем к лучшему не изменилось. Этот человек просто выводил меня из себя. Во время нашего разговора мимо прошла Джейн Тёрнер, и Осборн подтолкнул меня локтем:

– Работать с сестрой Тёрнер всегда приятно.

Он явно ждал ответа, какой-нибудь вульгарной ремарки про хорошенькое личико или аппетитную фигурку, но я промолчал. Уходя, Осборн вдруг обернулся:

– Ричардсон, вы в гольф играете?

– Нет.

– Жаль. – Он взмахнул невидимой клюшкой. – А то помог бы записаться в наш клуб. Я как раз отвечаю за набор новых членов. Смотрите, совсем одичаете, как Палмер. Сделал дело – гуляй смело!

Не успел я придумать язвительный ответ, как Осборн снова засмеялся:

– Ладно, увидимся!

Сказать, что я был рад его уходу, значит не сказать ничего.

 

– Доктор Осборн уже ушел? – спросила Джейн.

– Да, – ответил я. – А что?

– Так, ничего…

Я внимательно посмотрел на нее.

– Он очень… – я умолк, подбирая слово, – непосредственный.

Последнее прилагательное я произнес с язвительным презрением, давая понять, на что намекаю.

Быстрый переход