— Я расписался, — сказал Акройд. — И взгляните на наши маленькие наклейки.

— И правда! Дурацкий вопрос. Без этой штуки даже вы, Акройд, не прошли бы дальше холла. Женщина-диктатор. При этом дельная и, прямо скажем, незаменимая. Извините за недавнюю вспышку. Я редко выхожу из себя. И при общении с любым из Дюпейнов это пустая трата сил. Ладно, ведь вы здесь с какой-то целью — не позволяйте мне отвлекать вас.

Он собрался уйти. Судя по всему, за дверью был его офис.

— Что вы ответили Невилу Дюпейну? — крикнул Акройд ему вслед. — Зачем нужен музей?

Калдер-Хейл помедлил.

— Я не сказал ему ничего нового. Музей Дюпейна, как и любой другой уважаемый музей, обеспечивает хранение, запись и демонстрацию всего, что относится к прошлому и представляет интерес как для ученых, так и для просто интересующихся. Невил Дюпейн, кажется, решил, что музей должен приносить определенную пользу обществу или выполнять некую миссию. Чудеса! Рад встрече с вами, — сказал он Акройду. — И с вами, конечно, — кивнул Калдер-Хейл Дэлглишу. — В картинной галерее пополнение, которое может представлять интерес. Маленькая, но приятная акварель Роджера Фрая, завещанная музею одним из постоянных посетителей. Будем надеяться, нам удастся ее сохранить.

— Что вы хотите этим сказать, Джеймс? — спросил Акройд.

— А, вы же не знаете. Будущее этого места под вопросом. Нынешний договор об аренде истекает в следующем месяце, заключение нового уже обсуждалось. Старик написал странное завещание, по которому музей переходит в так называемую семейную доверительную собственность. Насколько я понял, музей сохранится только в том случае, если договор подпишут все трое его детей. Закрытие музея будет трагедией, и я не располагаю полномочиями, которые позволили бы ее предотвратить. Я не являюсь доверенным лицом.

Не сказав больше ни слова, Калдер-Хейл повернулся, зашел в свой офис и плотно закрыл за собой дверь.

— Для него это, наверное, и в самом деле будет трагедией, — сказал Акройд. — Он работает здесь с тех пор, как уволился с дипломатической службы. Само собой, бесплатно, хотя в его распоряжении офис, а также он проводит экскурсии для избранных. Его отец и Макс Дюпейн дружили с университетских времен. Старик считал музей своей утехой. Такое нередко случается с владельцами подобных учреждений. Посетители его не то чтобы раздражали — некоторым из них здесь были очень рады, — просто Макс Дюпейн считал, что один настоящий исследователь стоит пятидесяти случайных гостей. И действовал в соответствии со своими взглядами. Если вы не знаете, что это за музей, когда он открывается, когда закрывается, — значит, вам и не нужно этого знать. Избыток информации привлечет прохожих, желающих переждать дождь и надеющихся на эти полчаса чем-нибудь занять детей.

— Зато случайный, несведущий посетитель может войти во вкус, найти прелесть в том, что на отвратительном современном жаргоне называется «посещением музеев». И он здесь может кое-чему научиться. Дюпейн этого не одобрил бы?

— Умозрительно. Если его наследники решат не прерывать аренду, они пойдут той же дорогой. И что иного они могут предложить? Дюпейн не идет ни в какое сравнение ни с Британским музеем, ни с музеем Виктории и Альберта. Конечно, если тебя особенно интересуют годы между войнами — а меня интересуют именно они, — в этом случае Дюпейн дает почти все необходимое. Да только двадцатые-тридцатые пользуются у обычной публики ограниченным спросом. На весь музей хватит одного дня. Наиболее популярна Комната убийств. Наверное, это и выводило старика из себя. Нынче музею, целиком посвященному убийствам, был бы обеспечен успех.