Затем послышался тяжелый грохот. Он стих, зазвучал снова и опять стих. В дверях, спиной ко мне, бок о бок показались мои недруги. Они тащили по полу какой-то тяжелый предмет, гулко громыхавший при каждом их шаге. Однако они заслоняли его от меня, и я не мог разглядеть, что же это такое. Они подтащили странный предмет прямо ко мне… О небо! Это был тот самый гроб, что стоял на столе в соседней комнате. Теперь он лежал возле меня, касаясь ножки моего кресла. Планар снял крышку. Гроб был пуст.
Глава 26.
Катастрофа
— Лошади, видать, неплохие, к тому же по дороге мы их сменим, — сказал Планар. — Дайте слугам наполеондор или два. Нужно уложиться в три часа с четвертью. А теперь взяли; я подниму его справа, чтобы получше уложить ноги, а вы держите их вместе и как следует натяните на них рубашку.
В следующий миг меня, поддерживаемого Планаром, поставили в ногах гроба и медленно опустили, уложив в него во весь рост. Затем мнимый маркиз, которого граф называл Планаром, вытянул мои руки вдоль боков, аккуратно расправил оборки на манжетах и складки на саване. После этого он встал в ногах гроба и придирчиво осмотрел дело своих рук; результат, по-видимому, удовлетворил его. Граф, мелочный по природе, торопливо свернул мою одежду и запер в одном из трех стенных шкафов, что скрывались за дверцами в деревянной обшивке.
Теперь, наконец, я разгадал их чудовищный план. Этот гроб был приготовлен для меня; похороны Сен-Амана были придуманы для отвода глаз. Я собственной рукой заполнил заказ на похороны на кладбище Пер-Лашез, подписал его и уплатил пошлину за погребение вымышленного Пьера де Сен-Амана. На деле же мне предназначено было занять его место, лечь в гроб, на который привинчена табличка с его именем. Сверху на меня насыплют многотонный слой глины. И вот, проведя много часов в могиле, я очнусь от каталепсии и погибну смертью столь ужасной, какую не может представить себе самое пылкое воображение. Если же впоследствии по чьей-либо прихоти, любопытству или подозрению гроб будет эксгумирован и тело подвергнуто вскрытию, самый лучший химик не обнаружит ни следа яда, самое тщательное обследование не найдет ни малейших признаков насилия. Если мое исчезновение и будет кем-то замечено, то никакое следствие не обнаружит ничего противозаконного: я сам, своими руками сделал все возможное, чтобы запутать следы, даже написал своим друзьям в Англии, чтобы они, по меньшей мере, три недели не ждали от меня известий.
Смерть подкараулила меня в тот самый миг, когда я безрассудно предавался греховным восторгам, и спасения не было. Обезумев от ужаса, я пытался возносить молитвы Господу, но в голову лезли лишь покаянные мысли о Страшном суде, справедливом возмездии и вечных муках.
Не стану вспоминать то, что не поддается описанию — чудовищные ужасы, переполнявшие мой разум. Лучше просто рассказать по порядку о том, что случилось — каждая подробность тех событий навечно врезалась мне в память.
— Служители из похоронного бюро уже собрались в вестибюле, — сказал граф.
— Не впускайте их, пока мы не закончим, — откликнулся Планар.
— Будьте добры, подержите нижний конец, а я возьмусь здесь. — Вскоре я понял смысл их слов: над лицом у меня, всего в считанных дюймах, отсекая меня от дневного света, скользнула темная тень. Звуки начали доноситься приглушенно, неразборчиво. Я отчетливо слышал лишь скрип отвертки да недовольный скрежет завинчиваемых винтов. Даже трубный глас, что прозвучит в день Страшного суда, вряд ли будет ужаснее, чем, эти зловещие шорохи.
Дальнейшие события я буду излагать не так, как они доносились до моих ушей, — слишком невнятно и бессвязно, — а так, как мне рассказали впоследствии добрые друзья.
Завинтив крышку гроба, злоумышленники прибрались в комнате и аккуратно установили гроб вдоль обеденного стола. |