Как много всего он оставил позади за годы своей второй жизни... Друзья, в том числе один совершенно особенный, в Дельфантле, друзья по Торговому пути... Он обязательно встретится с ними снова, поклялся Реджис.

Но теперь его дорога ведет вперед, а не назад.

— Кто ты и чем занимаешься? — окликнул его стражник из приземистой башни перед закрытыми южными воротами Лускана.

Хафлинг взглянул наверх и откинул капюшон своего плаща, явив взорам синий берет, который он носил слегка набекрень, на левую сторону, приплюснутым спереди при помощи золотой пуговицы в виде бегущего пони. Вьющиеся каштановые волосы, мокрые от измороси, свисали юноше на плечи, и он отпустил тонкие усики и бородку клинышком — полоску волос от нижней губы до середины подбородка, очень похожую на ту, что носил его наставник, Периколо Тополино.

— Паук Тополино, — ответил он без колебаний, и его даже не подмывало назваться Реджисом, именем, от которого он давно отказался, — путешествовал с Дорегардо и «Ухмыляющимися пони».

Глаза стражника на миг расширились, он оглянулся и пошептался с кем-то невидимым, стоявшим позади.

— Никогда о таких не слышал, — заявил он, снова повернувшись к Пауку.

Хафлинг из отряда по поддержанию порядка пожал плечами; он не поверил человеку, но его это ничуть не волновало.

— По какому делу? — продолжил стражник.

— Проездом, — ответил Паук, — на Север. У меня, семья в Одиноком Лесу, в Десяти Городах. Полагаю, туда скоро пойдут последние караваны. — Из прошлой жизни он достаточно хорошо знал здешнее расписание, чтобы понимать, что говорит правду, поскольку восьмой месяц, элиазис, 1483 года уже начался, а перевал через Хребет Мира снега зачастую закрывали еще до конца девятого месяца. Возможно, ему следовало бы прийти в Лускан на пару десятков дней раньше, но расстаться с «Ухмыляющимися пони» оказалось трудным делом. Он оставил за спиной две полноценные жизни и обе успел полюбить, и теперь переходил к третьей и мог лишь надеяться, что она будет наполнена любовью и дружбой не меньше прежних.

— И у тебя есть золото, чтобы заплатить каравану за проезд? — осведомился стражник, по мнению Паука, слишком хитро.

— Поскольку я намереваюсь отправиться на Север в любом случае, то ожидаю, что у торговцев хватит золота, чтобы позволить себе ехать в моем обществе, — ответил Паук,

Стражник смерил его скептическим взглядом.

— Прошу тебя, открывай свои ворота, — сказал Паук. — Боюсь, этот дождь промочил меня насквозь, и я страстно мечтаю о горячем очаге и вкусной еде перед тем, как лечь спать.

Стражник колебался, разглядывая его сверху. Хафлинг выпрямился и немного поправил плащ, сдвинув левую руку таким образом, что пола плаща отошла в сторону, явив взорам рапиру во всем ее великолепии. Хитрый Паук не забыл слегка развернуть пони вправо, чтобы стражнику было лучше видно.

Наконец мужчина оглянулся, сказал что-то, чего Паук не расслышал, и вскоре ворота начали со скрипом открываться.

Паук Периколо Тополино сидел в седле очень прямо, плащ свисал с левого плеча, левая рука оставалась свободной, и он управлял своим скакуном одной правой. Хафлинг всячески старался выглядеть уверенно. В конце концов, уверенность в себе — лучшая защита от возможных грабителей и убийц.

Насколько он мог судить на первый взгляд, а также из информации, собранной за последние месяцы на юге, город очень сильно изменился к худшему за те сто лет, что прошли с последнего визита Реджиса.