Я вздохнула.

— Когда наступила смерть, по словам врача?

— Около двенадцати часов ночи, — ответила Морозникова.

— А во сколько обычно дети ложатся спать?

— В десять.

— Аделаида Анатольевна, а кто оставался в детском доме после ухода воспитателей? Я так понимаю, что не все сотрудники там ночуют…

— Разумеется, нет. Остаются дежурный воспитатель, нянечка… ну, и охранник.

— Охранник находится в помещении?

— Да, у входа, в вестибюле. Ворота на ночь мы запираем. Входную дверь — тоже.

— То есть никто посторонний на территорию детского дома проникнуть не мог?

Морозникова чуть подумала, потом отрицательно замотала головой.

Я выразительно посмотрела на нее. Она снова вспыхнула:

— Но у нас проверенный коллектив! Вы что же думаете, я людей с улицы набираю на работу? У них у всех стаж, рекомендации! Опыт педагогической работы!

— А воспитанники? — уточнила я.

— А что воспитанники?

— Ну, они-то наверняка не все из благополучных семей. У вас же не только сироты, как я понимаю, но и те дети, от кого отказались родители. Или лишены родительских прав.

— Все верно, — кивнув, согласилась Аделаида Анатольевна. — Но кому из воспитанников и, главное, зачем придет в голову убивать… этого мальчика?

— А что говорит милиция? — спросила я.

— Говорят — будем разбираться! Уже вызывали несколько раз — и меня, и воспитателей, и нянечку. И даже детей опрашивали.

— И что выяснили?

— Да разве они мне докладывают? — отчаянно махнула рукой Морозникова.

— То есть по подозрению в убийстве никто не задержан, не арестован?

— Нет, — покачала головой заведующая и выжидательно посмотрела на меня.

— Простите, но я не совсем понимаю — чего, собственно, вы хотите от меня? — спросила я.

— Ну я же вам говорила о репутации своего детского дома. Я дорожу своей работой, своим коллективом… Детьми, наконец! И мне бы совсем не хотелось, чтобы поползли слухи… — вкрадчиво заговорила Аделаида Анатольевна.

— Ну, слухи так или иначе поползут, — заметила я. — Детей же не заставишь молчать.

— Пускай так, но одно дело, когда просто болтают, а другое — когда для этого есть основания, — возразила мне директор детского дома.

— А разве их нет? — удивилась я.

— Вы меня не поняли, — со вздохом сказала Морозникова. — Я потому и обратилась к вам, чтобы вы развеяли все возможные сплетни. Чтобы вы доказали, что это был несчастный случай и ни воспитатели, ни воспитанники к нему не причастны!

— Я думаю, что это вы не понимаете специфики моей работы, Аделаида Анатольевна, — покачала я головой. — Поймите, я занимаюсь расследованием преступлений — убийств, краж, ичезновения людей… Я могу провести работу и выяснить, что произошло на самом деле. Понимаете? Я могу установить ис-ти-ну. Но вам она как раз может не понравиться. Вдруг окажется, что это было убийство и виноват как раз кто-то из персонала или воспитанников? Что тогда?

Аделаида Анатольевна поморгала накрашенными ресницами.

— Вот этого как раз и не надо! — выдала наконец она. — Я хотела, чтобы вы всех опросили, все сопоставили, а потом сказали в милиции, что мы тут совершенно ни при чем! И чтобы они прекратили дело!

— Простите, но это звучит, я бы сказала, более чем наивно, — усмехнулась я.