Успокоившаяся Нинель Владиславовна тормошила Софью Леонидовну.

– Просыпайся. Не знаю, подруга, ты как хочешь, а я выпью. – Она разлила настойку по бокалам и тут же махом выпила.

– Что это было? – дрожащим голосом спросила учительница музыки.

– Грузовик загорелся и взорвался, – буркнул Марк, тщательно запоминая новый сегодняшний шум.

– А я думала война. Аж сердце ойкнуло.

– Хватит тебе про войну! Лучше выпей, – посоветовала тучная Нинель Владиславовна, размачивая сухарь в остывшем чае. – Не люблю я эти современные вонючие тарахтелки. Вот раньше: тройка с бубенцами, чистый воздух! Да, Софьюшка?

– Болит, – терла грудь длинными негнущимися пальцами учительница. – Думала, что не выживу. Внутри все трясется, а голову, как тисками сжало.

– Это давление. Может, пластиночку включить? Музыка иногда помогает.

– Воздуха хочется. Марк, открой форточку.

Ривун выполнил просьбу учительницы и сообщил убедительным голосом:

– Я пойду. Мне пора. – Ему не терпелось остаться одному, чтобы всесторонне обсмаковать новый необычный звук, внушающий людям панический ужас.

– Ступай. В следующий раз начну учить тебя нотам, – традиционно пообещала Софья Леонидовна. Она давно хотела посвятить мальчика в азы музыкальной грамоты, но каждый раз с приходом говорливой подружки это обещание откладывалось.

Марк выскочил во двор и прислонился спиной к дощатой стене дома. Ему казалось, что она еще хранит те неслышные, но хорошо различимые телом волны. Он набрал в легкие побольше воздуха и завыл низким басом, пытаясь их воспроизвести. Он старательно имитировал гул и вибрацию, все глубже погружаясь в темную пучину бездонного океана звуков.

Лохматая соседская дворняга, проявившая, было, интерес к ноющему мальчишке, поджав хвост, забилась под порог. Где-то рядом тревожно заржала лошадь и понесла расшатанную телегу. Работяги, пытавшиеся потушить грузовик, в страхе разбежались кто куда.

Марк долго отрабатывал голосовую технику, пока не убедился, что ему подвластен и этот, пугающий остальных, неслышимый ухом шум. Он не видел, как потеряла сознание Софья Леонидовна, как подкосились толстые ноги Нинель Владиславовны. Она опустилась рядом с подругой, обхватив ножку стула. Испуганные глаза смотрели на открытую форточку и дрожащую занавеску. Когда ей показалось, что все внутри вот-вот оборвется, на лицо упала холодная сморщенная кисть бывшей пианистки. Нинель Владиславовна закричала от ужаса и отшатнулась в сторону. Рука дернула стул, и сверху на нее свалилось безжизненное тело старой подруги. Прядь седых волос упала в разинутый рот, прилипла к губам и языку, крик захлебнулся в старческом кашле.

Мальчик, довольный тем, что всё у него получилось, гордо топал по опустевшей улице. О смерти учительницы музыки он, как и остальные, узнал через два дня в школе-интернате. Это известие ни капли не взволновало Марка, ведь все пластинки в ее доме он уже прослушал.

Глава 7

Однажды, в погожий июньский день 1941 года, во всех городах Советского Союза из тысяч уличных радиодинамиков мощный мужской голос выплеснул волны благородного возмущения. Война с Гитлером, которой так боялись две старые женщины, все-таки началась.

Информация о вероломном нападении фашистских захватчиков на родную страну Марка Ривуна совсем не заинтересовала. Его потряс необычайной силы голос диктора Левитана. Он видел, как под влиянием возмущенного трагического баритона люди замирали, в их телах стыла кровь, а многие даже теряли сознание. Марк понимал, что смысл сообщения здесь вторичен. Важен был тембр, глубина, вибрация и эмоциональный накал, с которым читался текст. Мальчик с интересом наблюдал, как слушатели, словно мухи в паутину, попадали под цепкое воздействие завораживающего мощного голоса.