– На балконе? На каком балконе?!

– Да на его же на балконе, Леонтьева. У него балкон, как в моей квартире, в маленькой комнате, которая рядом с кухней находится.

– То есть он с девушкой вышел на балкон?

– Нет, вряд ли, я бы слышала, если бы он дверь открыл, потому что у него одна створка скребет по полу и у меня сразу такой скрежет по потолку: д-р-р-р-р! Ой, у нас слышимость в доме просто фантастическая, вы не представляете!

– Так что же там происходило, на балконе-то?

– А банки звенели. Банки стеклянные! Недавно у него жила одна… дамочка. И, похоже, очень рассчитывала свить настоящее гнездышко семейное, потому что развела бурную хозяйственную деятельность и начала закупать банки для консервирования. Это было где-то в мае. Потом они расстались, ну, шуганул ее Леонтьев, а банки все эти дурацкие выставил на балкон. И началась для нас, соседей, мука мученическая. Чуть дождь, в эти банки кап-кап-кап! Ветер посильнее – они звяк, звяк, звяк! А стоит кому-нибудь ступить туда – сразу бр-ы-ынь-с!

– Погодите. Что-то я запутался окончательно. Шаги Леонтьева направились на кухню. Девушкины каблуки – в прихожую. То есть она собралась уходить, что ли? А кто тогда звякал на балконе?

– Да вы что, не понимаете? Убийца! Кто же еще? Вот пойдемте на кухню ко мне, я вам все на месте покажу. Ой, только не обращайте ни на что внимания, я посуду мою раз в неделю, а то маникюра никакого не наделаешься, если каждый день возиться. И белье у меня неглаженое, утюг сломался, извините. Правда, скоро племянник из командировки приедет, я уж порядок наведу, конечно, а то он у меня такой чистюля, прямо ужас какой-то. Ну вот, смотрите… У нас такая конфигурация дома, ну, такой загиб стены, что, если выйти в маленькой комнате на балкон, отлично видно кухню. Леонтьев тут возился, может, чай готовил или бутылку доставал из холодильника, а тот, ну, убийца, спокойно забрался на балкон, вот только банки задел, не рассчитал. Леонтьев, надо полагать, повернулся на шум, а тот протянул руку к форточке и выстрелил в него.

– Вы слышали выстрел?!

– Нет. Врать не буду – не слышала. Наверное, у него оружие было с глушителем. Только что-то тяжелое упало. Ого, думаю, сосед стол опрокинул, что ли? Потом – тук-тук-тук! – каблучки из прихожей простучали. Она, значит, вернулась, увидела, что он лежит. Обежала вокруг него несколько раз, я слышала цокот, потом опять в прихожую. Потом дверь – хлоп! По лестнице – бац-бац-бац, она неслась как сумасшедшая вниз, но около лифта притормозила, и тут-то я и подошла к глазку. И увидела ее лицо…

– Описать сможете?

– Да ничего особенного, уверяю вас, не понимаю, что Леонтьев в ней нашел? Да, лет под тридцать, глаза вроде бы светлые, помада вроде бы цвета цикламен, сильно размазанная – наверное, целовались они с Леонтьевым. Под пальто у нее мелькало черное платье такое коротенькое, блескучее, похоже, вечернее, каблучищи высоченные – понятно, что они стучали так громко. Наверное, Леонтьев ее в кабаке каком-нибудь снял на вечерок, как это теперь принято, хотя не могу сказать, что это явно продажная женщина. Вид скорее интеллигентный, понимаете?

– Понимаю… А если бы вы с ней встретились, узнали бы?

– Даже не знаю. В том-то и дело, что у нее никаких особых примет не было, и не сказать, что какая-то там особенная красота. Она все шарила по карманам, беспрестанно что-то перебирала в сумочке, будто проверяла, не забыла ли чего.