Расправил плечи. Изобразил представителя комсомольского актива Зареченского горного института (не самого главного представителя, а того, что на посылках).
— До восьмого марта не восемь дней, а всего три выходных осталось, — сказал я. — Все остальные дни — учебные. А я тоже студент. И по будням носиться с подарками по городу не могу.
Тряхнул головой.
— Отличниц в Зареченском горном институте много. И наш город большой. А мне одному приходится бегать. На автобусе разъезжаю за свой счёт, между прочим.
Вздохнул.
— Машину с личным водителем мне не выделили. Отсюда аж к Комсомольским прудам поеду! Успеть бы добраться туда до темноты.
Женщины сочувствующе покивали.
— Так в сумке-то что принёс? — спросила синеглазая.
Она вытянула шею. Соседки по лавке последовали её примеру. Женщины, словно три гусыни, склонили головы — будто надеялись сунуть в мою сумку носы, не вставая с лавки. Я важно хмыкнул, обтёр ладонь о пальто. Запустил руку в сумку, достал бумажный пакет с конфетами. Пакет не выглядел подарочным, да и помялся в автобусе. Но в нынешние времена люди в Зареченске и не привыкли к ярким обёрткам и красивым упаковкам: тут не заграница и даже не Москва. Я взвесил пакет в ладони — показал женщинам, что он не лёгкий (полтора килограмма). Приоткрыл его, продемонстрировал содержимое пакета пенсионеркам.
— Конфеты, — разочаровано сказала синеглазая. — Самые обыкновенные. В нашем «Гастрономе» таких конфет полно.
Женщины заулыбались — будто обрадовались, что им не придётся завидовать Альбине Нежиной.
— И ещё вот.
Я вынул из сумки пачку чая — очень невзрачную, на мой взгляд. Сам бы на такую в магазине и внимания не обратил — раньше, в прошлой жизни. Сейчас же такой чай я в магазине не замечал. А Пашка Могильный уверял, что и не увижу. «Это тебе не первый сорт, — говорил он. — Такой чай на полках пылиться не будет. Сейчас нужно связи иметь, чтобы его купить». Я выровнял вмятину на упаковке. Повернул пачку к женщинам стороной с этикеткой. Увидел, что пенсионерки дружно встрепенулись при виде картинки со слоном. Вновь вытянули шеи, сощурили глаза.
— Ух ты ж! Индийский! Высший сорт!
— Это ж в каком-таком магазине его комсомольцы брали?
— А пенсионерам что на праздник выдавать будут?
Я воровато спрятал в сумку чай и конфеты. На шаг попятился — на всякой случай. Взмахнул рукой, отметая претензии к своей персоне.
— О подарках для пенсионеров ничего не знаю. Это не в моей компетенции вопрос. Я только по линии комсомольской организации поздравления разношу.
Скопировал жест пенсионерки — указал вверх.
— Так вы говорите, есть сейчас кто-то в двенадцатой квартире? — спросил я.
— Уехала Альбинка. В больницу с мамкой укатила.
— Там только полюбовник её мамаши.
— Пьяный он уже. Вон как Тамарку-то отоварил! Бошку ей пробил.
Я вздохнул, покачал головой.
Сказал:
— Нет, от Комсомольских прудов сюда обратно не поеду. Да и на следующие выходные мне ещё кучу мест посетить придётся. В конце концов… моё дело — только доставить подарки по адресу. И всё. А дальше — они сами пусть потом разбираются!
Показал женщинам сумку.
— Я своё дело сделаю, — сообщил пенсионеркам. — Подарок отнесу. Будете свидетелями.
Женщины закивали, будто китайские болванчики.
— Двенадцатая — это четвёртый этаж? — спросил я.
Женщины хором ответили.
— Ну… хорошо, хоть не пятый, — сказал я. |