Они гнали древесный корабль весь день, ночь и еще день. Пустынная, жаркая степь за бортом постепенно меняла свой цвет с изжелта-бурого на серо-зеленый. Появилась короткая, жесткая трава, засеребрились гривки ковыля. Менялся и рельеф местности. Плосковина вспухла невысокими холмами, исчерченными оврагами и отороченными кустарником; пару раз под катки «Гиблеца» ложились мелководные, полувысохшие речушки.

Путники почти не разговаривали. Мыря сменил Атяма на посту ветродуя, и «брательник», потративший почти все силы на гон коня, рухнул у борта и тут же уснул. Бойша жестоко страдал от боли в обожженной руке и мерял палубу шагами, время от времени поглядывая назад — не наладил ли Кощ новую погоню?

На Тамару легли обязанности по приготовлению пищи и прочие хозяйственные дела. Она таскала из трюма воду, жгла костер, варила суп — не суп, кашу — не кашу, а некое, как она сама называла эту стряпню, походное рагу.

К вечеру второго дня бегства, после ужина, Бойша, внимательно осмотрев встающие по восходному борту возвышенности, уверенно сказал:

— К утру выйдем на Кривую плешь. Там верняк — засада. Надо сворачивать. Но куда?

— Все одно, лишь бы к личеням поближе, — проскрежетал высохший, в половину себя позавчерашнего, Атям. Мыря, поддерживавший чаровный ветер, не оборачиваясь, поддакнул:

— Пивнуть нам надо, иначе каюк.

Тамара вспомнила, что этим словом — «пивнуть» — незнати называли всасывание энергии, и содрогнулась. Перед глазами встала сцена в подвале Управления Т, когда к пробужденным «спецам» из группы Мыри привели человека, осужденного на пожизненное заключение. После «пивка» трех незнатей он сошел с ума…

Бойша, видимо, тоже наслышанный об особенностях питания чаровных существ, нахмурился, но ничего говорить не стал. В конце концов, сейчас и ему, и Тамаре было не до сантиментов — их жизнь зависела от незнатей.

Рядили и гадали до темноты, обсев небольшой костерок на носу коня. Если на Кривой плеши их ждут, то наверняка с крупными силами. Соваться туда, когда Мыря и Атям обессиленны, самоубийственно глупо. Это понимали все. Бойша предложил завернуть в какое-нибудь поселение, расположенное на краю полупустыни, — в здешних краях люди жили не так густо, как в лесистых местностях к северу от Дикого поля, но все же деревни, хутора и городища встречались.

— Не пойдет, — отрезал Атям, выслушав итера. — Вся эта земля лежит под рукой Коща. Все упреждены, везде нас ждут. Обложили, как волков на загоновой охоте.

— Что же делать? — в отчаянии едва не закричала Тамара, ломая руки. — Мы единственные в этом мире, кто знает корень всех бед, — и ничего не можем сделать! Мало того, нас загнали в ловушку. Налево пойдешь — голову потеряешь, направо — коня…

— Коня! — вдруг вскочил Мыря, отпихнув ногой бочонок. Чары незнатя ослабли, а потом и вовсе перестали действовать. Парус обвис, и «Гиблец» с протяжным скрипом остановился на ковыльном склоне.

— Что — «коня»? — не поняла Тамара.

— Коня бросить надо, — убежденно сказал домовой. — Он как костер в ночи — мимо не пройдешь. А без коня мы, точно мыши лесные: под корнями, меж трав, лопухами — и уйдем. Смекаете?

— Смекаем. — Тамара наморщила лоб. — А куда? Куда уйдем?

— На Опоясный камень подаваться надо, — влез в разговор Бойша. — Там лабов много и местные чистуны к итерам благоволят. Найдем крепкое местечко, засядем…

— И что? — усмехнулся Мыря.