… Тем временем жрец кончил заупокойные молитвы, и стали слышны перешептывания в толпе. Тогда-то сбившаяся в тесную кучку цирковая труппа стала вслух вспоминать о своем прежнем товарище, столь внезапно и трагически оставившем сей мир.

— Незачем было Роганту вообще вступать в гладиаторы! — жаловалась Сатильда. — Какой из него убийца? Вы видели, как он отбросил в сторону меч, идя навстречу тому… животному из храма?

Иокаста была одной из немногих среди собравшихся, кто проливал искренние, неподдельные слезы.

— Я предостерегала его против этого боя… — с горечью проговорила она. — Накануне я составила его гороскоп, и он оказался таким зловещим, какого я уже много месяцев не видала! Рогант даже слушать меня не захотел. Разве он мог разочаровать зрителей?..

— Он был храбрецом и прекрасным артистом, — мрачно подтвердил Конан. — Что же касается его достоинств как борца… Тут мне трудно что-то сказать наверняка. Мы с ним схватились всего один раз, но поединок завершился вничью из-за пустой случайности, так что…

— Все эти месяцы, пока он не мог выступать в полную силу, Рогант страдал не столько от раны, сколько от утраты зрительской любви, — подал голос Бардольф. — Потому-то он иной раз и напивался, а совсем не из-за боли!

— Это верно, он жаждал признания, — сквозь слезы промолвила Иокаста. — Он радовался, как ребенок, когда здесь, в Луксуре, совсем незнакомые люди узнавали его на улицах, а богатые вельможи приглашали на праздники и пиры. Можно сказать, Империум-Цирк стал воплощением мечты его жизни…

— Так-то оно так, — сказал Конан, — только под конец всех дел эта же мечта его и убила, а счастье и слава длились очень недолго. Теперь, когда его больше нет с нами, надо бы нам подумать о нашем собственном будущем здесь, в Луксуре. Нужны нам здешние деньги и слава, если из-за них приходится совать голову под топор? Если останемся здесь, кабы не понести нам новые потери, да такие, без которых трудно станет прожить… — И киммериец обнял за плечи Сатильду. — Лично мне не шибко по нраву тот выбор, перед которым нас тут ставят…

— Я вижу, Конан, ты к самому сердцу принял гибель нашего дорогого товарища, — отечески проговорил Ладдхью.

Подойдя к Конану, цирковой мастер крепко стиснул его плечо и обнял киммерийца.

— Однако, прошу тебя, не предавайся столь скорбным раздумьям! В конце концов, большинство из нас ведь не подвергается таким страшным опасностям, как те, в которые Рогант дал себя вовлечь. Зато наши выступления более чем успешны, да и выручка от них весьма, весьма ощутима. Новые потери в составе труппы отнюдь не кажутся мне неизбежными. Не забывай, что все мы — умелые и опытные артисты…

— Опасность налицо, только вы ее не осознаете. — Конан хмуро отвернулся от циркового мастера и обвел задумчивым взглядом своих товарищей по арене. — Я-то, в отличие от вас, близко знаком со всем, что происходит в Цирке и на улицах. Так что смогу ли я продолжать дальше в прежнем духе…

— Ну, ну, Конан, как же так, наши выступления больше не могут без тебя обходиться! — Ладдхью хотел снова обнять новоиспеченную «звезду», но киммериец отстранился, избегая отеческого объятия. — Если ты находишь, что тебе платят недостаточно, — продолжал Ладдхью, — я уверен, с этим вполне можно что-то придумать. Но, как ты сам понимаешь, о таких материях мы лучше переговорим как-нибудь попозже, когда уймется боль и горечь утраты…

Тут заговорил молчавший до этого времени Фатуфар, метатель ножей:

— Слышишь, Конан… Если нужен новый гладиатор, который станет сражаться вместо тебя… или займет место бедняги Роганта… В общем, я бы попробовал.